Тропою грома

— Боже мой! — закричала Сари. — Неужели нет такого места, где бы нам можно было любить друг друга и не бояться? — Отчаяние зазвенело в ее голосе. — Мы никому не сделали зла. Мы только хотим, чтобы нам дали любить друг друга!

— Выслушай меня, Сари, — мягко сказал Ленни. — Успокойся и выслушай. Ничего еще не случилось. Слушай. Тебя не пугает бедность, может быть, даже нужда?

— Ты знаешь, что нет, Ленни. — Она немного успокоилась. Страшное видение исчезло.

— Тебя не испугает, если придется некоторое время терпеть недостаток в самом насущном? Это будет недолго.

— Пусть хоть всегда.

Ленни старался говорить без волнения.

— Жить среди людей, языка которых ты не знаешь?

— Я выучусь.

— Тогда слушай, Сари, дорогая. Это единственный выход. В прошлом году я ездил с футбольной командой в португальскую Восточную Африку. У меня даже завелись там друзья. В тех краях на образованных цветных дискриминация не распространяется. Она касается только неграмотных африканцев. Мы с тобой могли бы поехать туда.

— Поедем, Ленни! — страстно вырвалось у Сари из самой глубины души.

— Это не так просто. Мне не дадут разрешения на выезд, а ты не можешь просить о таком разрешении без ведома Герта. И потом, это очень затянет дело.

Лицо у Сари снова потемнело.

— Но у меня в Кейптауне есть один человек, — продолжал Ленни, — который знает, как это уладить. Он мой приятель и все для меня сделает. Я завтра же утром дам ему телеграмму.

— А деньги? — спросила Ханна со сдерживаемой надеждой в голосе.

— Достану в долг в Кейптауне, — сказал Ленни.

— Двадцать фунтов я могу достать, — сказала Сари, заглушая голос своей совести.

— Хорошо. Это пригодится на первых порах. Так вот, уложи побольше вещей в чемодан. И будь осторожна. Никто не должен знать. Я думаю, лучше всего нам ехать ночью. Завтра. В девять часов вечера есть поезд на Кейптаун. На станцию мы явимся врозь, и ехать нам тоже придется врозь. До самого Кейптауна. А там уже будет легче.

В маленькой кухне наступила тишина. Сари рукой повернула к себе лицо Ленни, так, чтобы видеть его глаза.

— А ты правда этого хочешь, Ленни?

Ленни улыбнулся.

— Это я тебя должен спросить, Сари. Ты ведь жертвуешь всем.

Она покачала головой.

— Нет, Ленни, это ты всем жертвуешь. Говорят, для женщины любовь — все, а для мужчины часть его жизни. Для меня любовь — все.

— А для меня ты — все, Сари.

— А когда мы приедем туда, куда ты говорил, там в самом деле все будет хорошо?

— Да, дорогая. Нам всюду можно будет ходить вместе, и вообще мы всегда будем вместе.

— И вместе лежать на солнце?

— Да.

— И под руку гулять по улицам?

— Да.

— И вместе заходить в кафе?

— Да, дорогая, да. Мы все будем делать вместе.

— И никогда не будем разлучаться?

— Только на время моих занятий. Я довольно свободно объясняюсь по-португальски, но мне придется немало поработать для того, чтобы я мог преподавать на этом языке.

— И я тоже буду учиться по-португальски?

— Ну, конечно, и ты тоже.

— Ах, как чудесно, Ленни!

— Мы еще не там, дорогая.

— Но мы будем там, правда, Ханна?

Ханна улыбнулась и кивнула.

— Да, да, только будьте осторожны.

Сари порывисто поцеловала старую африканку, а потом снова обняла Ленни.

— Ну, ступайте, — ласково сказала Ханна. — Я уж стара и устала за день. Не бойтесь. От меня никто не узнает, куда вы уехали, пусть хоть повесят.

Ханна вышла проводить их и, стоя на пороге, смотрела, как они усаживались на лошадь.

— Доброй ночи, дети, — сказала она на прощанье. — Да хранит вас бог!

По дороге Ленни еще раз объяснял Сари, что ей нужно делать, где и когда она должна встретиться с ним. Она внимательно слушала и заставляла его повторять, если ей что было неясно.

А душа у нее пела. Она уедет отсюда, уедет вдвоем с любимым. Там они будут всюду ходить вместе, жить простой, счастливой и свободной жизнью. Не прячась. Не боясь, что кто-нибудь узнает и причинит зло Ленни. Все будет хорошо. Она сможет заботиться о Ленни. Стирать ему белье, штопать носки, стряпать для него и следить, чтоб в доме было чисто и уютно. А по воскресеньям они вдвоем будут лежать на солнышке и слушать пение птиц. А вечерами гулять по освещенным улицам, и не надо будет бояться, как бы их кто не увидел. И вдруг она подумала о том, какое большое место в их жизни занимает страх. Страх, явный или тайный, управлял всеми их поступками. Он заставлял их избегать дорог, по которым ходили другие люди. Заставлял их искать для встреч скрытые, укромные уголки, ибо только там можно было безопасно отдаваться своей любви.

Но теперь всему этому конец. Скоро их любовь выйдет из ночного мрака на яркий солнечный свет, и никто не посмеет сделать им ничего дурного. То, что они любят друг друга, будет законно, естественно и в порядке вещей. Они станут свободны.

Кейптаун не пугал ее. Ленни сказал, что там есть у него знакомая девушка, которая даст ей приют. А после Кейптауна уже будет легче. Нужно только еще пережить завтрашний день, и все будет хорошо.

Она прислонилась к его груди. Ей казалось, что не на лошади они скачут, а парят на облаках, и блаженное чувство тепла и покоя разлилось по всему ее телу.