Подразделение Пугачёва состоит из шести дюжих, по-гвардейски сложенных парней и одного маленького, шустрого человечка с быстрыми глазами и огромной порыжевшей от солнца бородой — самого Пугачёва. Все они крепко спаяны в один коллектив. Никого не тронь: один за всех, все за одного! Беде тут не так просто поживиться. Власть Пугачёва над всеми безгранична, этому способствует его опыт и заразительный оптимизм.
У тайги с геодезистами свои давние счёты, особая непримиримость. Не многие из них выдерживают, а те, кто продолжает, — сживаются с постоянным риском, с неудобствами походной жизни, делаются смельчаками, и тогда нет для них иной жизни, как напряжённая борьба с природой. Я гляжу на этих людей, освещённых скупыми бликами костра, на их истоптанную обувь, многочисленные латки на штанах и рубашках, на ссадины — и с гордостью думаю, сколько дерзновенной силы и воли живёт в каждом из этих мужественных землепроходцев, неутомимых тружеников, создающих карту родной земли.
Карта… Сколько человеческого труда, героизма вложено в неё! Знайте это, помните об этом, когда рассматриваете карту, когда прослеживаете взглядом условные голубые змейки рек, зелёные клинья тайги, коричневые извивы горных кряжей, когда читаете глубины морей и океанов…
Отряд Пугачёва ещё долго будет трудиться на Становом. Ещё только начало, а впереди огромная территория неисследованных гор. Людям придётся проложить не один проход в глубину, к сердцу хребта, побывать на многих вершинах и на самых высоких отстроить геодезические знаки.
Не раз у них со спины слезет кожа, натёртая котомками, они и наголодаются тут, и погрустят, и не раз будут наказаны за дерзновенную попытку обуздать дикое, первобытное.
Но с какой величайшей радостью они, закончив работу, будут смотреть с последнего гольца на побеждённый Становой!
Вот мы и собрались все у костра, чтобы решить: каким маршрутом идти дальше отряду Пугачёва, куда доставить ему продовольствие, материал, когда выслать смену оленям, на каком хребте он соединится с подразделениями, идущими к нему навстречу по Зее? Поскольку ещё нет на этих горах ориентиров, а большинство рек и вершин ещё не имеет названий, решили опорным пунктом сделать Ивакский перевал, расположенный примерно в центре работ на Становом. Ему суждено стать местом будущих встреч, через него пройдёт путь геодезистов, топографов, астрономов, там будет организован склад запасов продовольствия для всего района. В последующие годы им пользовались многие поисковые партии, пришедшие сюда после нас.
Поздно люди разошлись по палаткам. Глухая ночь. Под седыми космами тумана буйствует Утук. И вся необъятная теснина словно колышется.
Мы с Пугачёвым одни остаёмся под открытым небом. Я думаю о том, как нелегко достаётся ему благополучие подразделения, сколько трудностей ещё впереди, на подступах к главной водораздельной линии хребта, и сколько ещё горечи он хлебнёт на скалистых вершинах Станового!
Трофим Васильевич сидит напротив, завёртывает ноги в сухие портянки, перевязывает их ремешками — готовится спать. На освещённом его лице ещё не растаял след забот и тревог прошедшего дня.
— Тяжело, Трофим Васильевич? — тихонько спрашиваю я. В отличие от Трофима Королёва, я всегда зову его по имени и отчеству.
— Не в этом беда, — отвечает он. — Ребята у меня золотые, а опыта у них нет. Не отбери вы весной мои старые кадры, я бы с ними шутя одолел Становой. А этих сначала ко всему приучать надо, и не всё им сразу даётся. Да и места, вишь, какие неподходящие, тут чуть ошибись и — поминай как звали человека!
— А что бы делали без твоих опытных рабочих молодые инженеры, впервые попавшие в тайгу? Им тоже надо у кого-то учиться…
— Знаю, надо, но зачем было всех забирать, — упрямо возражает Пугачёв.
— Не всех. Думаю, и этих молодцов ты обучишь. Меня беспокоит другое: управишься ли ты с заданием? Работы много.
— Сидеть сложа руки не будем, но гарантию дать не могу, кто знает, с чем ещё мы тут можем столкнуться?!
— А если не завершишь работ — сам знаешь, во что обойдётся на следующий год их доделка. Рисковать этим не следует. Можем к осени сюда прислать ещё одно подразделение.
Пугачёв поднимает голову, косит на меня свои глаза.
— Зачем?
— Тебе в помощь.
Он ёжится от холода, насупившись, молчит и начинает устраиваться спать, как обычно, сидя. Натягивает на голову капюшон плаща, сердито поджимает под себя завёрнутые в портянки ноги и бросает с обидой:
— Сами управимся…
Я чувствую, что своей последней фразой неосторожно задел его больную струну. В ушах звенит его безапелляционное «сами управимся». Искать помощь на стороне — этим недугом он не страдает. По-юношески влюблённый в своё дело, привыкший всё додумывать и рассчитывать сам, мог ли он согласиться с моим предложением? Не промолвив больше ни слова, он и уснул обиженный.