Тропою испытаний. Смерть меня подождет

— Ты, Владимир Афанасьевич, не слишком радуйся! Ведь у меня отпуск месяц, на многое не рассчитывай! — кричит ему вслед Михаил Михайлович.

— Нет уж, коли приехал помогать, так засучивай рукава! — говорю я ему.

— Боюсь, что ты задержишь меня…

— И не ошибся. К тому же сам напросился к Владимиру Афанасьевичу. А известно ли тебе, что отсюда до жилья без малого тысяча километров, и всё тайгою да болотами. Попробуй сбежать! Но мы не будем к тебе жестоки. Отнаблюдай нам шесть пунктов и с богом! В Новосибирск самолётом доставлю.

— Ты с ума сошёл, честное слово! Шесть пунктов!.. Да ведь это же почти годовая норма!

— Вон Владимир Афанасьевич показывает цифру пять. Согласен на пять пунктов? Чувствуешь, как мы сразу тебе идём на уступки, и это лишь потому, что у Сипотенко действительно плохо с наблюдениями.

— Нет, без шуток, я должен вернуться из отпуска в срок. Сам знаешь строгости начальника предприятия.

— При чём тут Чудинов, ты — в нашей власти!

— Вот и приезжай к вам с добрыми намерениями! Но ведь я знаю, на этом не кончится. Как только ты улетишь, Владимир Афанасьевич скажет: «У нас не хватает рабочих, оленей, нет надёжного помощника, придётся тебе как-нибудь обходиться».

— Угадал, честное слово, угадал! — обрадовался я. — Значит, всё это не будет для тебя неожиданностью. Я улетаю спокойным за твою судьбу, верю, ничто тебя здесь не поразит.

— Братцы, вы одичали! Куда я попал!

— В ту самую экспедицию, где добрая половина хороших традиций вырабатывалась при твоём участии.

— Шутки шутками, а из отпуска я должен вернуться вовремя. Разреши мне на время, пока ты будешь в штабе, взять в помощники Трофима?

— Мне бы не хотелось давать ему большую нагрузку, ты сейчас набросишься на работу, как голодный лев на добычу, а он ещё не совсем окреп после Алгычанского пика. К тому же я его жалеючи затаскал. Ему лучше остаться здесь, у Владимира Афанасьевича, и отдохнуть. Да он может и не согласиться.

— Согласится, мы с ним уже перемигнулись.

— Дело его.

— И вот ещё что: Плоткин мне говорил о твоих планах относительно Маи. Если ты не сможешь скоро вернуться сюда, то разреши нам с Трофимом отправиться в этот маршрут вместе с Улукитканом и Василием?

— Вот ты о чём! К твоему сведению, Мая очень капризная река, стоит ли рисковать, Миша, ты за два года, как ушёл в аппарат, поотвык от тяжёлых походов.

— Поеду, и даже с удовольствием.

— Но это займёт у тебя месяца полтора-два?

— Не страшно, попробую тряхнуть стариной!

— А как же с отпуском?

— Договорись с Чудиновым, что-нибудь придумай.

— Согласен, но на одном условии: если он не разрешит остаться, то в этом случае ты поедешь на свой риск обследовать Маю.

— Хорошо, значит, благословляешь?

— Бедный же ты будешь, вернувшись в предприятие. Представляю твою встречу с Чудиновым.

Незаметно к нам подходит Кучум, кладёт вытянутую голову мне на колени, смотрит печальными глазами. В них и ласка, и грусть. Неужели он предчувствует разлуку, догадывается, что я не беру его с собою?

— Да-да, Кучумка, мы должны расстаться, но потом непременно будем вместе, так надо, — говорю я и обнимаю своего четвероногого друга.

Пёс от ласки добреет и уже не отходит от меня.

— Остаётся две минуты — прошу в самолёт, — слышится голос пилота.

Мы прощаемся. Самолёт вырулил на дорожку и с торжественным гулом оторвался от косы. В окно мне было видно, как следом за нами бежал по земле Кучум в бессильной попытке не отстать от самолёта.

…Только спустя месяц я смог вернуться на Токо. Пожары стихли. Погода установилась хорошая. Теперь можно заняться обследованием Маи. Путь туда идёт по заболоченной Алданской низине.

Часть четвёртая Застенки дикой Маи

На лодке так на лодке

Прощай, Алданское нагорье! Снова у истоков Маи. Мы расстаёмся с проводниками. Вот они, дикие застенки Маи. Нас не сломили неудачи

Мы вступили в собственные пределы Алданского нагорья. Лощины и широченные пади изобилуют болотами. Обойти их невозможно, и, погружаясь в ледяную воду, мы начинаем понимать, что находимся в зоне вечной мерзлоты. Она будет сопровождать нас всюду, в каком бы направлении мы ни пошли по равнине.

Наш караван, состящий из хорошо отдохнувших крупных оленей, бодро идёт по тропе на север вдоль Мулама. Его ведёт молчаливый и грустный эвенк. Это человек лет сорока пяти, изнурённый тяжёлым трудом. Лицо у него скуластое, загорелое, со слегка горбатым носом. Глаза маленькие, раскосые, почти безцветные. С большого открытого лба не сходят борозды морщин. Он выглядит опрятным и чистым, несмотря на то, что одежда его изрядно поношена. Вместо шапки на голове серый ситцевый платок, завязанный тугим узлом на затылке. На ногах летние олочи из лосины.

Зовут его Хактэ — сухое полено. Он и сам не знает, почему ему прилепили такое странное имя.