Тропою мести

– Тише-тише… – Андрей стащил с летчика шлем и отстегнул его переговорное устройство. – Не надо упираться. Скоро для тебя все закончится. Насколько никчемно ты прожил свою жизнь – настолько же бездарно сдох. Неплохую халтурку нашел, да? Был на побегушках у «Удара» в нерабочее время? Много хоть заплатили-то? Неважно. На тот свет ты свои деньги все равно не заберешь, а тут они тебе больше не пригодятся. – Прокашлявшись, Рэй ответил на вызов: – Привет, «Генерал». Это Андрей. Я, если позволишь, первым вопрос задам. С какого такого хрена ты генерал, если при нашей последней встрече был всего-то подполковником? За какие такие заслуги себя повысил, а? Я же с Турко разговариваю? Мразь, можешь не представляться, я знаю, что с тобой балакаю. Твой гнусавый голос не перепутаешь, крыса тыловая.

– Ты? Вот уж не думал…

– Конечно я. А кто еще это мог бы быть?

– Андрей, послушай меня. И послушай внимательно. Отпусти их. Они ни в чем не виноваты, они просто выполняли приказ, а я попросил их помочь. Они тут не при делах…

– Они стали «при делах», когда вмешались в наш с тобой базар. Или что, ракетой в человека – так те, кто «не при делах», делают? А если бы сейчас пистолет, который я держу в своей руке, держал бы этот капитанишка? Сильно сомневаюсь, что он был бы великодушен. Да и чьи приказы они исполняли? СБУ? Нет, твои. Так что они завязаны с тобой. Они кровью себя с тобой повязали, гнида. И им всем аукнется. Слышал о понятии «соучастник»? Так вот это оно самое…

– Если ты сделаешь это…

– Я это сделаю. За моего брата. За Рахмана. – Андрей выпустил четыре пули в грудь того, у кого отнял рацию. – Теперь капитанишка мертв. Остальные сгорели заживо, если тебе интересно.

– Ты совсем больной… – обескураженно ответил Турко. – Тупой ты придурок, это же СБ! Ты теперь нигде не спрячешься, даже на Большой земле. Они найдут тебя! Госструктуры мстят за своих парней, а срока давности месть не имеет. И будь уверен, я передам им, кто виновен в крушении вертолета…

– В крушении вертолета виновен ты! Ты втянул третью сторону в наши с тобой разборки, побоявшись явиться за моей головой лично. Только и можешь, что чужими руками говно разгребать. Кстати, как тебе моя фотоссесия с твоими мертвыми дружками? С этим, Богомоловым, что ли? Давно я не получал такого удовольствия!

– Ты покойник, Андрей.

– Ой, да заткнись. Ты постоянно языком своим треплешь, кабинетный герой. Я знаю, что СБУ искало бы меня за Кордоном по твоей же наводке. Может, я усугубил ситуацию, но, честно тебе говорю, мне на это насрать. Знаешь, как у Володи Высоцкого в песне: «Враг есть враг, и война все равно есть война». Я вас всех, сволочей, под корень изведу! Всех к ногтю! Генералиссимус картонный! Пусть меня Зона сожрет, если вру! – Он швырнул передатчик куда-то в темноту. – Да и кто тебе сказал, что я собираюсь прятаться? Я как раз не собираюсь, ишак ты долбаный…

Подошвы истоптанных кроссовок Андрея поалели из-за натекшей лужи.

Глава 8 Стечение обстоятельств

Кофе – дешевый, донельзя паршивый. С растворимым кофе всегда так: ни вкуса, ни аромата. А когда остынет – хоть вешайся.

Турко уже вторые сутки напролет сидел в своем кабинете, развалившись в черном кожаном кресле, но к чашке так и не притронулся.

Раньше обстановка здесь была скромной. Он сам выбросил всю бутафорскую роскошь, которой окружил себя его предшественник Андрейченко. Но где-то неделю назад захотелось обустроиться побогаче. Захотелось подчеркнуть, что он, генерал, и чернь из рядового состава – на разных ступенях социальной лестницы.

– Это принадлежит мне по праву, я все это заслужил, потому что я вершу историю, а не весь тот биологический шлак, который не должен помышлять и о капле этих благ. Удел избранных – пасти овец, удел же овец – безропотно подчиняться. Аминь!

Ему так и не представилась возможность нормально поспать, но он даже не посмотрел в сторону омерзительной растворимой жижи. Свежего-то кофейку сварганить некому. Через пятнадцать минут Турко сдался, откинулся в своем комфортном кресле и прикорнул, выключившись за рабочим столом…

* * *

Маленькая кофейная чашечка упала с края дубового стола, и звон разбившегося фарфора вырвал Турко из царства Морфея.

– А, бляха… – Он посмотрел на мокрый рукав, которым случайно и спихнул ее. – Убирать теперь… Сколько я там, мать его, проспал? – Он протер глаза и сверился с золотыми наручными часами – аристократическими Patek Philippe[6]. – Пятнадцать минут, если ничего не напутал.

Радиостанция сейчас молчала, как и все это время.

Или они пытались связаться?

Нет, не может быть. Он был уверен, что услышал бы голос «скифовцев» даже сквозь дрему.