Тропою разведчиков

Первые километры бежать было нетрудно. В октябре в Крыму еще тепло, на южном берегу почти лето. Только чудесный дар осени, виноград, напоминает о времени года. А в горах октябрь — настоящая осень, прохладная, золотая.

Путь шел лесом, тихим и молчаливым. Деревья как будто присмирели перед надвигающейся зимой. Земля устлана мягкими, блеклыми листьями; они приятно шуршат под ногами. Кругом, куда ни кинь взгляд, желтые, золотые, бронзовые, оранжевые, красные листья. Зеленеют только сосны да редкие тисы.

Чем дальше, тем чаще стали попадаться мелкие острые камни, скрытые опавшими листьями. Постолы — испытанная партизанская обувь — легкие, мягкие и бесшумные, но они не защищают ноги от острых камней. И Анатолий вскоре возненавидел предательские листья.

Все тяжелее становился вещевой мешок, ремень автомата врезался в шею. Весловский вытер рукавом со лба неприятную испарину. Сказывалось недоедание. Но Анатолий старался об этом не думать. Он доказывал себе, что спортсмен не может выдохнуться за какой-то час. Просто он недостаточно владел техникой бега на дальние расстояния. Юноша попробовал бежать зигзагами, потом стал карабкаться прямо вверх — он не знал, что выгоднее. Перед ним высился крутой склон горы, поросший редкими буками. Казалось, чем дальше, тем гуще стоят эти буки; там, вдали, наверху деревья сливались в сплошную стену и упирались прямо в небо.

Весловский начал задыхаться. Стучало в висках, пересохло горло, мучительно хотелось пить, но он старался об этом не думать — пить бегуну нельзя.

Буки кончились неожиданно. Подъем стал почти пологим. Впереди Весловский увидел серое нагромождение скал. Их очертания были причудливыми. Изъеденные ветрами камни напоминали сказочный замок великана. В узких расселинах росли изогнутые сосны.

Анатолий взобрался наверх. Это и была гора Басман. Перед ним расстилалось безлесное плато. Кое-где еще зеленела запоздалая трава. Весловский посмотрел на часы. Ровно восемнадцать. Ну что ж, это неплохо. Он наметил себе примерный путь на юго-запад и двинулся дальше.

Над яйлой нависли сумерки. Анатолий тревожно поглядывал то на часы, то на небо. Густел воздух, густела прозрачная синева неба. Он ускорил бег, стараясь до темноты пробежать как можно больше.

Но вот настала минута, когда сердце Анатолия, казалось, было готово проломить грудную клетку и выскочить наружу; пот заливал лицо, к горлу подступала тошнота, в висках стучали частые удары молота.

Стрелка часов приближалась к восьми. Бегун начал спотыкаться, и вдруг земля под ним завертелась, как карусель. Он упал и испугался, что больше не встанет. Его стошнило. Он перевернулся на спину и некоторое время лежал, широко открыв рот и судорожно глотая воздух, как выброшенная на берег рыба. Над ним в бешеном хороводе плясали звезды.

Весловский поднес к лицу руку с часами, с трудом поймал глазами стрелки. Половина девятого. Невероятным напряжением воли он остановил хоровод звезд, медленно приподнялся, снял вещевой мешок, вынул две гранаты. Подумал и выкинул третью, последнюю. Расстаться с автоматом Весловский не решился, но запасной диск тоже вынул. Вскинув мешок на спину, он поднялся на четвереньки. У него закружилась голова, но он заставил себя встать и сделать шаг. Больше всего хотелось опуститься на землю, закрыть глаза, чтобы не вертелись эти проклятые звезды, и так лежать в забытьи, ни о чем не думая, ни о чем не помня.

Но он сделал второй шаг, третий и побежал. Он бежал медленно, тяжело, но ровно, не выходя из какого-то им самим выработанного ритма.

Каждый шаг пронизывал болью все тело и тупыми ударами отдавался в голове.

Было совершенно темно — он не видел, куда ставил ногу, и бежал с закрытыми глазами, определяя направление по ветру. Ветер, нерезкий и прохладный, дул с моря.

Судя по времени, Бахчисарайское шоссе, идущее через Ай-Петри, было недалеко. Весловский боролся с желанием устроить короткий отдых — на пять минут, не больше. Но он боялся, что после привала первые шаги будут опять мучительными. И он бежал дальше, на ходу поглядывая на безжалостные стрелки часов.

По его расчетам, до партизанского лагеря оставалось километров семь-восемь. И времени — один час. Восемь минут на один километр, можно успеть. А если он ошибся в расчетах? Если неправильно выбрал направление?

Потом он с досадой подумал о бесполезности своих размышлений. Надо просто бежать и ни о чем не думать.

Внезапно впереди из темноты послышался резкий оклик:

— Хальт!

Мрак вспорола автоматная очередь. Анатолий бросился ничком на землю, падая, повернул автомат дулом вперед и нажал спусковой крючок. Кто-то вскрикнул. Стало тихо. Весловский отполз в сторону и поднялся. Впереди ударили трассирующими пулями. Послышались слова команды и грохот сапог по камням. Путь был отрезан.

«Эх, пропал!» — чуть ли не вслух простонал Весловский. Видимо, он нарвался на патруль. Он знал, что на Ай-Петринской яйле, в доме метеостанции, разместился гитлеровский кордон для патрулирования шоссе. Об этом предупреждал его командир.