— Я устал, — неожиданно сказал он как будто не в тему. — Я очень устал от той ноши, которую… Которую из непомерной гордыни уговорил Свет взвалить на меня. Да, ты правильно поняла, — чувствуя пораженный взгляд девушки, признался паладин, не глядя в её сторону. — Я… столько молился Свету, что… У меня не было других занятий. Я уничтожал нежить во славу Света, не приближаясь к людям. Вы все зовёте меня святым. Мне это не нравится, Уна. Потому что это неправда. Легко быть праведником, когда нет искушений. Но… как только искушение появилось, я… Моё сердце и даже мой разум… И моя ноша… я чувствую впервые в жизни, я очень жалею о том, что я…
Девушка прикусила губу, слушая голос паладина.
— Думаю, я немного понимаю тебя, — тише прежнего проговорила она. — Нести бремя ответственности, постоянно знать, что от твоей жизни зависят множество других жизней. От такого можно… рано или поздно… утомиться… или пожалеть.
— Я не должен говорить, о чем жалею. Таких слов не произносят вслух, в таком даже не признаются себе, — Искандер положил обе руки на плечи Уны и уже не отводил глаз. — Но всё же скажу, и ты поймешь: если бы не выбор Света, я бы ушел из моего священного ордена. Ушел бы из-за тебя, Уна, — паладин говорил уверенно и ровно, как человек, давно принявший решение. — Я хочу быть вместе с тобой. Жить вместе с тобой. Я давно этого хотел… очень давно. Знаю, что законы Сестер не позволяют тебе… Это всегда останавливало меня и придавало сил в борьбе с собой. Ты должна знать, что и мне недопустимо… ведь я паладин. У паладинов… не бывает жен. Завтра мы войдем в Травинкал, и возможно, встретимся там с тем, за кем гнались через полмира. А также с его братьями. Мы можем умереть там — все мы. Но перед тем как мы уйдем к Свету, я должен это сказать. Я принадлежу тебе, дочь могучих духом женщин. Я твой.
Руки Искандера чуть сильнее стиснули девичьи плечи. Уна ощутила на себе все тот же горящий взгляд — настолько яркий, что сейчас казался затмевающим свет самых ярких звезд.
Амазонка задохнулась. Сердце прыгнуло, забилось часто-часто, девушка точно пребывала посреди жесточайшего боя, только в нем не существовало ни проигравших, ни побежденных. Во тьме, на берегу засоренного пруда, посреди города, чьи останки еще напоминали о былом могуществе, она ощущала себя подхваченной рекой времени. И чтобы бороться или бросать вызов не оставалось сил.
Можно сдерживать плоть, укрощая лишениями и трудностями. Можно смирить голос крови, поющий в жилах. Но никто и никогда не сможет смирить дух и сердце, говорящие иногда громче и вне желаний человека.
— Искандер, — только и смогла выдохнуть Уна, приникая к груди паладина.
Всем телом она прочувствовала дрожь рыцаря Церкви. На миг Искандер замер, точно колеблясь. Но только на миг, а затем…
Амазонка не могла себе представить, какими жадными способны оказаться его руки. Искандер стиснул ее крепко, почти до боли, впиваясь в полуоткрытые губы. От него пахло — дикими степями Амазонии, жарким воздухом Лут Голейна, душным ароматом джунглей… Всего себя, без остатка вкладывал Искандер в этот безрассудный порыв, уходя в него с головой, и забывая обо всем и всех, ждущих его впереди…
Уна с головой ушла в ослепляющий, ревущий вопль крови, поющей победную песнь. Упали запреты, исчезли преграды. Раздражительность и гнев, владевшие амазонкой последние сутки исчезли, вытесняемые могучим призывом, почти таким же древним, как и само Время. Уна задохнулась в его объятиях, ответно сжимая Искандера в руках, прижимаясь к нему гибким, сильным телом.
— Любимый мой, — прошептала девушка, приникая к его губам.
Верхний доспех паладина упал к их ногам с дребезжащим стуком, но ни Уна, ни Искандер не слышали его. Они словно обезумели, впиваясь друг в друга, и не находя в себе сил напиться до конца, и снова пробуя пить — жадно, взахлеб, и, обессиленные, отступали вновь и вновь… В какой-то миг Уна ощутила себя обнаженной крепко прижатой к вздрагивавшему телу Искандера, настолько крепко, что казалось — самой вечности не по силам их разъединить…
Поросший мягкой, тонкой травой берег поддался под ногами; не размыкая объятий, паладин и амазонка ощутили как их ступни, а затем и голени объяла вода пруда. Уна на миг оторвалась от губ Искандера, улыбнулась мягко и смущенно, и, сделав небольшой шажок, увлекла мужчину за собой.
И только ночь и звезды, проглянувшие на очистившемся небе, видели людей на берегу пруда. Ночь укрыла их крыльями бархатной тьмы, заглушила шепот, охладила разгоряченные тела. А звезды сияли в небе, отражаясь в темном зеркале воды, тревожимой ленивым движением ступни амазонки, растянувшейся на берегу.
Человеку надо так мало и так много. Получить и отдать, забывая порой о будущем, живя настоящим. Но в ту ночь ни Искандер, ни Уна не сожалели о тропе, приведшей их на берег пруда.
Ночь стлалась, убегая к исходу. Время текло…
Глава 16