Однако по недоуменным взглядам Михал понял, что его друга тут не знают. Впрочем, ему было плевать. Главное — Кмитича и его подвиги по защите Ясной Гуры и Варшавы знал король.
При упоминании имени Кмитича Ян Казимир опустил голову. Перед его глазами всплыли неприятнейшие сцены гибели хоругви Полубинского, когда чудом спасся его крестный сын, а поляки так и не пришли на помощь. Королю было горько за шесть сотен погибших литвинских шляхтичей, элиту кавалерии всей Речи Посполитой, стыдно, что его кавалерия струсила, он чувствовал себя более чем обязанным Михалу и сейчас не мог возражать ему.
— А что вы предлагаете? — посмотрел на Михала Ян Казимир, скрестив на груди руки и пряча всю бурю негативных эмоций, связанных с напоминанием подвигов оршанского князя.
— А предложение мое такое: усилить миссионерскую деятельность иезуитов. Пусть они лаской зазывают людей в костелы, а не запрещают протестантские течения. Но… люди все равно не пойдут, если не углядят там выгоды. Что-то нужно им пообещать и обязательно это обещание выполнить. Может, обедами бесплатно кормить, может, на праздники вино раздавать, а может, позволить молиться каждому на своем языке… Тут нужно подумать. У меня все!
Богуслав громко захлопал в ладоши, встав со своего места. Зааплодировали и другие немногочисленные протестанты. Католики, а их на варшавском сейме все же было большинство, молчали, иные тоже хлопали, полагая, что Михал Радзивилл говорит дело.
Король, покраснев лицом, кивнул головой. Видимо, это было не то, что он ожидал услышать от Михала, но возразить тоже было нечего. Михал же ждал гневного отпора своему вдохновенному спичу, но Ян Казимир и не думал перечить крестнику. Пусть с трудом, но удалось-таки принять компромиссное решение.
Куда острее встал вопрос о финансировании армии. Наступательная кампания на оккупационные московские войска только начиналась, а из-за невыплат жалованья польские и прочие наемные солдаты, сражавшиеся в Укрании против московитов, отказались продолжать боевые действия. Командующий этим войском князь Потоцкий вынужден был увести свою армию обратно в Польшу. Солдаты даже создали собственную конфедерацию, выбрав своим полководцем опытного офицера пана Свидерского. Кое-кто из поляков по сему поводу предлагал вновь заключить мир с царем, отдав ему Литву. И приличная часть польской шляхты это предложение поддержала.
— Что?! — и Михал, и Богуслав аж встали, услышав такое. Заволновались и другие литвинские представители сейма.
— Как можно иметь дела с вами, поляками, если вы плевать хотите на нас, литвин? — не сдержался и перешел с дипломатического тона на уличный даже Михал.
— Правильно про вас Януш говорил! — крикнул со своего места Богуслав. — Из окон выбрасывать да к дверям Виленского замка на пушечный выстрел не подпускать!
В зале вновь поднялся ужасный гвалт. Шляхтичи кричали друг на друга так, что ничего и разобрать нельзя было.
— Тише, панове! — стучал деревянным молотком председатель, сидевший рядом с королем. Михал посмотрел на Яна Сапе-гу, до сих пор тихо сидевшего на своем стуле. Их взгляды встретились. Сапега кивнул, медленно встал, поднял руку и сказал:
— Я как Великий гетман Речи Посполитой одно могу сказать: если вы подпишете мир с царем и отдадите ему все захваченные Московией города наши, то мы, Княжество Литовское, начнем войну и с Короной Польской. Мы тогда разорвем унию по Речи Посполитой. Нам такой союз не нужен.
И сел на свое место. В зале повисла звенящая тишина. «Браво, гетман! Можете же, когда захотите!» — подумал Михал, кивнув благодарно Сапеге.
Польские шляхтичи возмущенно загудели.
— Тише! — стучал по столу молотком уже сам Ян Казимир. — Предложение в самом деле слишком дерзкое и неприемлемое! Оно отклоняется, панове! Не забывайте, те, кто так пренебрежительно относится к Литве, что если граница Московии пройдет по Бугу, то точно так же встанет вопрос и о праве на существование самой Польши! Царь, пока все славянские земли не завоюет, не успокоится! Поверьте мне, панове!
Польские шляхтичи пристыженно замолчали. Вопрос закрыли полностью. Со своего места вновь поднялся Богуслав. Михал напрягся: «Хотя бы сейчас без ругани и драки!» Но Богуслав был настроен по-деловому. Он зачитал поисти-не ужасающую сводку по Великому княжеству Литовскому: от трех миллионов населения края оставалось не более полутора. Особенно Богуслав подчеркивал плачевное состояние Менского воеводства.