Тропою волка

Тут в землянку вошли еще два человека. Это были парни чуть старше двадцати лет, длинноволосые, с заплетенными в волосы ястребиными перьями и легкими молодыми окладистыми бородками. На их головах были точно такие же, как и у Елены, волчьи маски. У одного на плече висела колесная лира, отчего он походил на ряженого на Каляду хлопца, готового запеть: «Ого-го козанька, ого-го сера». Его голубые глаза показались знакомыми Кмитичу либо о ком-то напоминали.

— Ну, как он? — спросил тот, что был с лирой на плече.

— Лучше, Василь, дзякуй табе, — ответила Елена, — вы, хлопцы, идите. Не стойте тут.

Парни что-то бросили с металлическим лязгом в угол и вышли.

— Эти двое, бывшие студенты, первыми обнаружили карателей и спасли тебя, — сказала Елена. — Пить хочешь?

— Волчий вой…. Это они?

— Да, это наш условный знак. Ну, и страху нагоняем, понятно.

— Лынтупы… Ваша работа?

— Почти. Точнее, их, студентов.

— Это же так далеко отсюда?!

— Далеко, точно. Они потом к нам навстречу двинулись. Мне их трюки с когтями и воем понравились.

— Когтями? Когтями локиса?

Брови Елены удивленно приподнялись:

— Откуда ты знаешь, как мы их называем?

— Да уж догадался. Не трудно. Должен сказать, этот трюк действует. Народ не на шутку напуган. Но… Мне ужасно холодно. Я никогда не согреюсь, — почти простонал Кмитич.

Елена грустно взглянула на него, провела ладонью по лбу и щеке.

— Ты ужасно замерз. Даже горелка не помогла. Но я знаю способ, как тебя согреть.

Не успел Кмитич ничего сообразить, как Елена скинула с себя шубу, платье и уже стояла полностью обнаженной. Полковник с удивлением смотрел на ее стройное, словно подростковое тело с узкими бедрами и небольшой грудью. Девушка тут же ловким движением юркнула под покрывала, наваленные на Кмитича, и оршанский князь ощутил ее теплое тело на себе. Руки Елены заскользили по его животу, бедрам.

— Сейчас ты вернешься к жизни, — смущенно улыбнулась она, и Кмитич в самом деле чувствовал, как его ноги, руки, грудь, возбуждаясь, наливаются теплом… Все поплыло в каком-то сладострастном тумане. Еще немного, и они слились в одно целое, Елена жарко дышала в его лицо, а сам Кмитич словно возвращался с того света…

— Боже, я вновь женщина! — шептала Елена, ласково гладя Кмитича по волосам. — Как же давно это все было!..

* * *

Полковник Чернов тоже любил войну, но не по той же причине, что и Ванька Пугорь. Чернов не имел потребности возвыситься за счет слабых и не испытывал жажды безнаказанно грабить. Грабеж и воров он терпеть не мог и сам казнил воров из московских ратных людей. Чернов имел другую страсть: обожал пытки и казни, как иной человек любит охоту. Любил устраивать засады и ловить врага. Никто толком не знал, из какой страны, из какого народа пришел в Москву на ратную службу этот симпатичный на первый взгляд человек с тонкими восточными чертами смуглого лица. Одни говорили, что он из южных русских степей, другие говорили, что он из турок, попавших в плен к казакам, а третьи уверяли, что Чернов родом из Трансильвании — не то венгр, не то серб, не то немец… Полковника и вправду можно было бы назвать красавцем, если бы не колючий неприятный взгляд его больших миндалевидных глаз. Кто бы ни разговаривал с Черновым, от простого ратника до воеводы, у всех по спине пробегал неприятный холодок, ибо Чернов словно оценивал собеседника на предмет наиболее подходящей для него пытки. Он словно бы думал при этом: «Вот этого я бы затравил собаками…»

— Этот Чернов меня путает. Он нездоров, пусть и делает свое дело умело, — говорил полушепотом, чтобы не слышал стоявший рядом, гордо подбоченясь, командир гарнизона Горчаков, Ивану Хованскому его сын Петр на площади Могилева, наблюдая, как бьет хлыстом по спине могилевского шляхтича, помогавшего партизанам, сам полковник Чернов. Полковник так мастерски работал плетью, что после каждого удара от окровавленной спины отлетал кусок кожи или мяса.

— Да, он болен, — кивал Иван Хованский, — в нем явно возродился дух Малюты Скуратова, но для войны такие люди нам пока нужны. Он и его головорезы за час сделают то, что мы не сможем за целый месяц. А вот после войны… Очень бы я хотел, чтобы в последнем бою Чернова убили. Но пока только этот человек способен принести мне на серебряном блюде голову Кмитича.