Тропою волка

Неожиданно, проходя мимо стены дома, Маришка почувствовала, как кто-то с силой дернул ее за руку. Она лишь ойкнула — словно куклу, девушку затащили между домов неизвестные люди. Где-то глухо кричала и отбивалась Василина, но Маришка ее уже не видела… То были московитские пехотинцы. Маришка сразу догадалась. Одного — и она его узнала — звали Ванька Пугорь, и его часто видели на рынке, боялись и советовали избегать. Маришка, впрочем, была не уверена, что это именно он.

— Отпустите меня! Что вы хотите? — в ужасе пролепетала она, глядя широкими от страха глазами на ухмыляющуюся физиономию с хитрым прищуром плутоватых глаз и жидкими усишками над тонкой верхней губой.

— А ну, держите ее за руки, мужики! — сказал Ванька Пугорь. — Вначале я, потом все остальные! Форхан! Постой на часах!

Трое человек крепко держали Маришку, один приставил к горлу нож:

— Закричишь, сука, сразу зарежем.

Судя по звукам, кто-то зажимал рот Василине. Вероятно, ее тоже насиловали, а может, просто держали у стены. Того Маришка не видела.

Ванька грубо расстегнул и распахнул короткую шубку Маришки, оголил ей грудь и погладил ладонью по розовым соскам.

— Красива, шельма! А я тебя давно заприметил!

— Сиськи что надо! — услышала Маришка басоватый голос откуда-то сверху. — Давай, Ваня! Быстрее. Застукать могут. День-то деньской!

— Отпустите, дяденьки, я вам денег дам, — захныкала Маришка, но Ванька Пугорь ее и не слушал, лишь злорадно усмехнулся:

— Деньги? Это хорошо! Но ты нам и так отдашь все, — произнес он своим сипловатым голоском, как-то странно, не по-русски растягивая слова. Затем он задрал ей платье…

Маришка зажмурилась. Ее насиловали, она старалась не кричать, чтобы не получить в горло холодную сталь ножа, лезвие которого уперлось ей в шею… Ванька закончил быстро. Новый насильник внедрился в ее плоть, словно зарезал, но… кто-то напугал пехотинцев. Бросив Маришку, они резко ретировались, успев сказать напоследок:

— Пикнешь — не жить тебе…

Маришка, всхлипывая, размазывая слезы по щекам, запахнулась, с трудом поднялась с земли на корточки, еле удерживаясь на ватных ногах, опираясь о кирпичную стену спиной, огляделась. На снегу валялась ее перевернутая корзина, пехотинцы раздавили ногами два упавших на снег коржа… Чуть далее без движения распласталась Василина, не подавая признаков жизни — слишком сильно сдавили ее хрупкую шею желдаки-пехотинцы…

Глава 23 БАГРОВ ПРОТИВ ЧЕРНОВА

Алеся добралась до заснеженного Друцка. Город, где она раньше не раз бывала, ее поразил — от него осталась в лучшем случае лишь половина строений да треть жителей. Вместе с Труде и личным урядником Биллевичей Кастусем Алеся обошла все уцелевшие дворы, но никто ничего не знал про Кмитича.

— Говорила я, дома надо сидеть да ждать! — ругала Труде свою хозяйку. — А вдруг приедет ваш муж домой?

— Так, права ты, Труде, — вздыхала Алеся, проводя ладонью по бледному лицу, — пошли, помолимся в той вон церкве да поедем отсюда.

Они зашли в церковь, явно в прошлом лютеранскую, переделанную под православную. Заканчивалась служба. Ее вел дьякон. Люди уже расходились, пока Алеся, завернув голову голубым платком, ставила свечку Божьей Матери. «Странно, — подумала она, — службу ведет дьякон. А где же батюшка?» Она подошла к дьякону.

— Скажите, кали ласка, а где ваш батюшка?

Дьякон, худенький, с козлиной бородкой дядечка, печально взглянул на Биллевич, тут же признав в ней не местную знатную женщину. Желание с кем-то поговорить, высказать накипевшее тут же овладело дьяконом, и он не стал сдерживать себя:

— Вот, матушка, уехал наш батюшка неведомо куда. Что за страна здесь?! Случилось же вот что! Диавол проник в нашу церковь.

— Что? — брови Алеси взметнулись.

— Сущий диавол в обличии старца. А когда ему во время службы наш батюшка, отец Онуфрий, сказал, что не православное у него имя, что он не крещен, то обернулся черт этот, — дьякон перекрестил рот, — молодцем, только совсем уж не добрым, да занес меч над нашим батюшкой. Только лишь божественное вмешательство помешало совершиться страшному убийству. Батюшка, правда, отвел молитвами его десницу, да и расстались на том, ушел этот нехристь. Я потом спрашивал отца Онуфрия, кто, мол, это был. Отвечал лишь, что местный литвин. Но на следующий день состриг отец Онуфрий бороду и ушел неизвестно куца. И сейчас мы ожидаем нового батюшку. Заколдовал все-таки отца Онуфрия этот черт, — и дьякон опять перекрестил рот.

— Вы говорите, что имя у него, у этого литвина, было не православное. А как его звали?

— То я не скажу. То отец Онуфрий мог знать, да ничего не сказал.

— Дзякуй вам, — Биллевич положила в руку дьякона горсть серебряных монет, — не знаю, сколько стоят нынче эти деньги, но возьмите их.

— Ой, благодарствуйте, госпожа! Как вас?

— Александра.

— Благодарствуйте, госпожа Александра! Помолюсь за вас обязательно.

— Помолитесь лучше за пана Самуэля Кмитича.

— Как изволите…

— Это был он! — говорила Труде Алеся, и ее глаза светились, когда они выходили из церкви.

— Откуда вам, пани, такое может быть известно? — удивлялась женщина.