Михал уже окончательно разочаровался в своем крестном отце и более не заступался за него. Готовый проливать кровь за Польшу и великого князя еще пару лет назад, Михал теперь рвался защищать лишь родную Литву, мечтал воссоединиться с Кмитичем и уже никуда не уходить от него. Михал потерял всяческий былой интерес к делам Костела и Польши, к дворцовым интригам при дворе Яна Казимира и его шустрой жены. несвижский князь чувствовал полную разбитость и усталость после долгих лет упорных боев, потерь, улаживания сердечных дел и личных отношений с королем Богуслава, устал от всей этой осточертевшей дипломатии, балансирующей между интересами литвинской шляхты и Короной. «Я и так заплатил Польше большой кровью, — думал Михал, вспоминая шесть сотен гусар, погибших под Бялолукским лесом, — мне пора вернуться домой и думать о своих родных людях, близких и любимых. Пусть король живет как хочет». И даже наводящий ранее на Михала страх неуспокоенный дух Барбары Радзивилл, расхаживающий по ночам в стенах несвижского замка, ныне казался князю милым и родным кусочком родного уголка, где он с удовольствием бы отдохнул от политики, от войны, от Яна Казимира и всех его французских наследников.
С полным безразличием несвижский ординат воспринял и назначение Михала Паца на пост Великого гетмана, пусть польную булаву еще недавно Михал рассчитывал получить сам. И если еще во время сейма молодой Радзивилл не рисковал говорить что-то дурное в адрес предполагаемого французского наследника на польский престол, то теперь открыто смеялся над этой «очередной королевской дуркой» и высказывался, как и Богуслав, за принца Ехана Фридриха Брауншвейгского-Люксембургского.
Михал сел на коня и, сославшись на усталость и болезнь, поехал к Богуславу в Крулевец, демонстративно игнорировав просьбу Яна Казимира двигаться в Укранию. Богуслав, согласно совету Михала, более года болтался в Пруссии и Курляндии, делая вид, что воюет со шведами. Он, как и советовал Михал, завел дневник, чтобы позже написать автобиографию. В дневник Богуслав заносил все свои «подвиги», лишь бы угодить Короне. Нет, с Яном Казимиром мириться особо не приходилось, ибо даже в самые кризисные моменты, когда оба родственника шли друг против друга с обнаженными саблями, под разными знаменами, отношения Богуслава и короля Польши, пожалуй, оставались ровными и дружескими. Мириться следовало в первую очередь с польской шляхтой, с Папой Римским.
«Захватил шанец около Либавы, — писал в дневнике Богуслав, — разбил две хоругви конного эскадрона шведов около Маренги… 19 октября 1659 года комендант Грубины подписал со мной мир, прислав в качестве заложников капитанов Дугласа и Брагу…» Богуслав описывал факты, дорисовывая их какими-то якобы боями, захватами укреплений, пленением врагов… В шведской курляндской армии Богуслава хорошо знали, уважали, и договориться о какой-нибудь мелкой локальной победе Слуцкий князь мог с любым офицером Курляндии. Кому-то приходилось платить за «взятие шанца», кто-то уступал князю за провиант или же даже просто за спасибо. Конечно, в свой дневник Богуслав не записывал таких вещей, как подарок коменданту Грубины в виде польской кареты 1620 года и что «заложники» Дуглас и Брага на самом деле просто навестили его, договорившись о цене и сроке сдачи крепости. Сейчас Богуслав вернулся в Крулевец, где в отремонтированной золоченой карете повез Михала в лучшую в городе кофейню. Сидя за чашкой кофе, Михал рассказывал кузену новости, сообщил про Паца. Слуцкий князь был жутко расстроен назначением Паца и ругался всеми бранными словами.
— Этому кретину мало польной булавы! Он вновь пристает к моей Анну се! — возмущался Богуслав. — Он и его братец Криштоф просят у королевы ее руки, видимо, мерзавцы, рассчитывают на богатство Януша, царство ему небесное!
— Коща же твои личные дела с Аннусей завершатся свадьбой? — устало спрашивал Михал. — Тогда и Пац отстал бы от нее.
— Жду ответа от этого чертового Папы Римского! И вот в этот момент эти подлые Пацьг лезут со своими предложениями! Но я знаю, что делать! Хочу побыстрей списаться с Юрием Любомирским! Очень влиятельный шляхтич Короны. Пусть поможет отвадить этого извращенца. Любомирский мне точно поможет.
— Боже, — Михал покачал головой, — но пан Любомирский интриган из интриганов. К тому же он называл Яна Казимира королем-тираном. Чем он может тебе помочь? Вбить лишний клин между тобой и королем? Уж нет, Богусь. Тебе могут помочь только ты сам и Аннуся. Вы практически помолвлены. Если дело встанет из-за отказа Папы в блашсловлении, то поженитесь без него.
— Пожалуй, так и сделаю…