Тропы Трояна

Я подкинул резану в воздух, и корчмарь её поймал. После чего он склонился ко мне и быстро зашептал:

– Это грек, посланник из Киева, который едет в Полоцк к епископу Козьме.

– Зачем?

– Вроде бы письмо какое-то везёт. Чуть ли не от самого патриарха.

– Откуда знаешь?

– Слышал, как охранники священника разговаривали. Они втихаря немного бражки выпили, вот и сболтнули, а я рядом оказался.

– Охранники – славяне?

– Да. Киевляне.

– Понятно. Накрывай на стол.

Моё лицо изобразило равнодушие, а когда трактирщик отошёл, я подозвал Хорояра.

– Что такое, Вадим? – Варяг сел напротив.

– Людей, которые со двора выехали, видел? – Я повернулся к воротам.

– Конечно.

– Тогда сейчас пообедаем, возьмешь четырёх воинов и поедешь за ними. Догонишь и в укромном месте прихлопнешь. Живых не оставляй и найди письмо, которое у священника. Ясно?

– Да.

– Вот и ладно. Я с остальными дружинниками поеду дальше. Торопиться не будем, догонишь нас быстро.

Хорояр согласно моргнул и ничего не сказал. Он воин опытный, с заданием справится.

Обед прошёл тихо и спокойно. Люди поели, а кони обсохли. В корчме закупили кое-что из еды, свежие пироги и копчёное мясо. Потом вновь вышли на дорогу, и отряд разделился. Хорояр рванул в погоню за греком, а я продолжил движение к Днепру…

Наступил вечер, и снова остановка. Расположились у дороги и занялись делом. Кто костёр разводит и кашеварит, кто лошадьми занимается, а пара дружинников отправилась на обход территории. Обычный вечер. Ещё одна стоянка – позади ещё один день жизни. Однако Хорояр всё не объявлялся, хотя уже должен был нас догнать, и меня стало одолевать беспокойство.

Минул час, за ним другой, третий, и я, решив, что с утра придётся повернуть назад, попробовал заснуть. Однако мне не спалось, я всё больше накручивал себя, и неизвестно, до чего додумался бы, если бы после полуночи не появились мои дружинники.

– Почему так долго? – обратился я к Хорояру Вепрю, лишь только он спрыгнул с лошади.

– Так получилось, – пожал плечами варяг.

– Рассказывай, как всё прошло.

Начальник охраны вынул из-за пазухи плотный кожаный тубус и протянул мне. Я его взял, а он заговорил:

– Помчались за священником, догнали его быстро. Могли бы сразу всех завалить, но они словно почуяли что-то, к обозу пристроились и ехали не спеша. Пришлось приотстать и ждать удобного момента. Дождались. Обогнали обоз. Настигли священника и охрану, а потом в глухом месте их порубили. Лошадей привязали в лесу, верёвки хлипкие, оторвутся и к людям прибьются. Тела бросили на поживу зверью. Всё чисто сделали, и если кто-то трупы найдёт, то подумает, что на них грабители напали.

– Всё правильно сделали. Отдыхайте.

Тубус жёг руки – хотелось побыстрее узнать, что же вёз полоцкому епископу посланец патриарха. Поэтому я не медлил. Подсел к огню, осторожно вскрыл хранилище для писем, вдруг там ловушка, и обнаружил внутри два послания. Достал одно, и это в самом деле было письмо главы всех восточных ортодоксов Николая Музалона своему давнему приятелю Козьме. В глазах привычно зарябило, разум настроился на перевод греческого текста, и вскоре я узнал то, что предназначалось только для полоцкого епископа. После этого занялся следующим посланием, оно оказалось от Нифонта Новгородского с приписками от некоего пресвитера Исаака.

Чтение времени заняло немного, и, скатав письма, которые мне ещё пригодятся, когда я буду разговаривать с киевским митрополитом и великим князем Изяславом, я задумался.

Итак, что же мы имеем? В Константинополе озаботились проблемами Руси, которая пытается выйти из сферы ромейского влияния, и для этого в Киев была послана серьёзная делегация. Посланники императора Мануила Комнина и патриарха Николая Музалона быстро вызволили из заточения епископа Нифонта, и начинается подрывная работа против Изяслава и его сторонников. Агентов у ромеев много: тут и священнослужители, и князья, и купцы, чья торговля завязана на Константинополь, и осевшие на Руси имперцы, в первую очередь жёны Рюриковичей, и простые люди, коим заграница дороже родины. Это понятно, и в мои руки попали письма, в которых Николай Музалон называл великого князя бешеным псом и безродной собакой, а Нифонт Новгородский высказывался ещё жёстче, и для него Изяслав Мстиславич был месокомъ дурной католической плехи (проститутки). Не думаю, что сыну Мстислава Великого и шведской принцессы Христины понравится, как его величают патриарх и епископ, так что великий князь зло на них затаит и при случае мерзкие слова припомнит. Так что из-за одного этого уже стоило прибить греческого священника и его охранников.