Тропы «Уральского следопыта»

Посреди земляного пола ярко пылал очаг. Над раскаленными угольями на вертеле жарился олень. Виночерпий Сантери, низенький толстый человечек с хитрыми глазками на заплывшем от жира багровом лице, в лисьей безрукавке, надетой на голое тело, едва успевал наполнять деревянные кубки пахучим медом, а рога дорогим иноземным вином. Гостями Рутана были родовые старейшины, охотники и воины. На почетном сиденье, в середине застолья, высилась могучая фигура Рагнара — военачальника дружины. Этот толстый сорокалетний муж с носатым крупным лицом и зеленоватыми глазами — мудр, опытен и хитер. На лбу его виден шрам от удара мечом в схватке с нурманнами, бывшей много лет назад.

Старейшина племени Хальмар не пришел на пир. Он недолюбливал Рутана.

Гости уже успели попить и поесть, снова проголодаться и теперь посматривали на вертел, на оленя, жарившегося над огнем. Длинный и тощий биарм в такой же безрукавке, как и Сантери, поворачивал вертел, суетливо и часто заслоняя лицо рукой от жара. С туши капал жир. Уголья шипели и потрескивали.

Жарить мясо на вертеле тощего слугу научил Сантери, побывавший десять лет назад траллсом-пленником у нурманнов. Он бежал из плена с железным ошейником. Рутан с трудом снял с него ошейник, и Сантери отковал из обруча кинжал. Он поклялся этим кинжалом отомстить викингам.

Ровно в полночь Рутан хлопнул в ладони.

Тощий и Сантери сняли оленя с очага и положили его на стол, на большое деревянное резное блюдо. Затем вытащили вертел. Гости подняли роги с напитком.

Пир продолжался. Слуги вносили новые блюда — печенных на огне глухарей, зайчатину, соленую и вяленую рыбу, приправленную кореньями.

Рутан сидел довольный. Лицо его расплылось в хитрой улыбке. Завтра старейшины и охотники пришлют ему дары — меха и моржовый зуб. Так было принято у биармов: после пира в честь того, что соплеменник прожил половину жизни, одаривать его. Полотняная рубаха Рутана была расстегнута. Жирная грудь лоснилась от пота.

Пир продолжался до утра. Когда все было выпито и съедено, гости стали расходиться. Рутан остался один. Он сел к очагу с озабоченной полупьяной улыбкой.

Он думал о красавице Лунд и о том, как бы ее привести в дом. Он придумывал для этого разные пути, но все не годились. Сантери прикрыл его меховым одеялом.

А когда взошло солнце, к купцу явился Сантери и разбудил его.

— Чего тебе? — недовольно пробурчал купец. Глаза его слипались, голова была тяжелой.

— Пришла дочь Вейкко — Лунд. Хочет тебя видеть, — вкрадчиво сказал Сантери.

— Лунд! — радостно воскликнул Рутан. — Давай мою одежду. Неси вина и мяса. Я приму ее достойно!

Красавица Лунд стояла у порога. В приоткрытую дверь, обитую нерпичьей шкурой, ударил солнечный свет. Рутан прищурил и без того узкие глаза-щелки. Девушка смотрела на купца насмешливо.

— Рад видеть тебя, Ясноглазая! Самой желанной гостьей будешь! Я угощу тебя всем, чего захочешь… А что это там лежит у тебя под ногами?

Лунд молча подвинула мешок к ногам Рутана.

— Вот тебе долг. Что стоишь, как сухая осина? Считай шкурки. Ждать мне некогда.

— Солнце, вижу, невысоко. Дел у тебя немного, — пробормотал Рутан. — Считать шкурки не стану. Дарю их тебе. Оставайся у меня!

— Прощай! — сказала Лунд.

Рутан не успел открыть рот, как девушка выскользнула за порог. Купец бросился следом, крича:

— Погоди, Лунд!.. Проклятая девка! Ты еще пожалеешь! — воскликнул он, видя, что Лунд не слушает его и даже не оборачивается.

Купец вздохнул, постоял у порога и вернулся в хижину. Он унес мешок в чулан, где хранил богатства, открыл ставень оконца и стал перетряхивать и пересчитывать шкурки. Потом опять сложил их в мешок и бросил в угол.

О, ИОМАЛА!

Лунд Ясноглазая услышала плач и причитания, доносившиеся с улицы, и выбежала из хижины. Мимо шла, растянувшись по дороге, вереница мужчин и женщин. Головы у всех были непокрытые. Женщины вели за руку детей.

Впереди всех шел, опустив голову, охотник Укам. В руке он нес небольшой кожаный мешочек. Густые спутанные волосы Укама трепал ветер. Солнце светило ярко. Но вскоре Ораул, разглядев с неба, что биармы идут к Иомале, смущенно спрятался за облаками, и день померк.

Следом за Укамом шла его жена Баруга. Она плакала, размазывая по грязному лицу обильные слезы. Все, кто шел следом за Укамом, время от времени повторяли:

— О, Иомала!..

Возгласы мешались со вздохами и стенаниями. С сухой дороги поднималась пыль. Она, словно пепел, покрывала головы, одежды людей. Полотняные штаны мужчин стали серыми, подзоры из цветного меха на куртках из телячьих кож стали не так ярки, как прежде. Все поблекло, померкло. Семья Укама была в горе: умер отец охотника — Ламби.

Когда Ламби предали земле, имущество его разделили на три части. Две части — хижина, лодки, сети, оружие, запасы мехов и шкур — отошли Укаму. Третья — серебро, накопленное Ламби, несли в дар Богине Вод.

Имя Иомалы не сходило с уст биармов. Их возгласы становились все громче, все исступленнее:

— О, Иомала!.. О, Иомала! О, Иомала!