Едва занялась заря, Туре Хунд уже был на ногах: пришло время больших дел — спать, нежиться на мягких шкурах некогда. К нему на корабль прибыл Карле, и они стали готовиться к высадке на берег.
Туре знал обычаи лесных людей: без ведома старейшины торг не мог состояться. Поэтому еще с вечера викинги приготовили дары Хальмару. Давний обычай торговых людей. Отступать от него нельзя.
Туре Хунд взял кожаный мешок, принесенный Орваром, и вывалил его содержимое на палубу. Тут было ожерелье из тонких, как ноготь, золотых монет, ножной и ручной медные браслеты, стеклянные бусы, дюжина металлических наконечников для стрел, две женские рубашки из тонкого полотна, на тот случай, если у старейшины окажется жена, отрез сукна в десять локтей и норманнский нарядный плащ из тонкой шерсти с позолоченной пряжкой.
— Скажем ему, что все это послал король, — проговорил Туре. — Хватит этого?
— Вот еще несколько эйриров[39] серебра, от нас с Гунстейном, — сказал Карле, бросив в кучу мешочек с монетами. — Этого вполне хватит. Я и то думаю, что жирно будет.
Туре вздохнул.
— Прошли времена, когда людишки эти довольствовались пустяками. Они узнали снег тигля[40], марку сукна[41] и, будь уверен, могут отличить английскую шерсть от холста!
— Это верно. Лесные жители стали корыстолюбивы, — сказал Карле. — Как бы нам не продешевить на торге!
— Ничего! Мы свое возьмем. Я старейшине припас еще особый подарок. Я знаю вкусы этих биармов, черт их побери!
Туре достал из кошелька бронзовую фигурку на витом шелковом шнурке. Фигурка изображала медведя с поднятыми передними лапами и разинутой пастью.
— Амулет! — пояснил Туре. — Допустим, что он охраняет охотника в рукопашной схватке со зверем. Таких медведей траллс Минор отливает сотнями и продает по пять пеннингов[42] за штуку, — рассмеялся Туре. — Биармы очень ценят амулеты!
— Будем ли брать с собой охрану? — спросил Карле.
— Возьмем десятка два викингов и оставим их на берегу. Если будет опасность, протрубим в рог, и они прибегут на помощь. У нас на драккарах больше сотни воинов. Сотня викингов стоит тысячи этих двуногих! Они это прекрасно знают. И потом, они, кажется, редко нападают первыми…
Орвар, уложив дары в мешок, крепко завязал его. Спустили две лодки и поплыли к берегу.
С того времени, когда появился парус, с берега в дом старейшины маленький, юркий биарм Вадуга приносил вести о нурманнах:
— О старейшина! Они бросили мечи на палубу и подняли на шесте белого песца!..
— Они притихли. Ударил бубен. У них, наверное, ужин…
— Их лодки мутят воду вокруг кораблей. В лодках оружные нурманны…
— С зарей на большой корабль прибыл с другого богато одетый нурманн. Видно, знатный человек…
— Они спустили две лодки, полные людей, и плывут к берегу!..
Еще ночью Хальмар позвал старого мудреца и шамана Пукана. В хижину неслышно вошел согбенный поджарый биарм с лысой головой и вислыми, как у моржа, седыми усами. Под мышкой он принес три сухих можжевеловых полена и одно — с тремя сучками — осиновое. Пукан догадывался, зачем его позвал старейшина, но мудрецу не пристало без нужды распускать язык, словно собачий хвост, и он молча ждал у порога.
Хальмар сидел перед очагом на березовом чурбане. Он сказал Пукану:
— Я позвал тебя, чтобы ты разгадал мысли нурманнов. Будет литься кровь или все обойдется миром?
— Чтобы ответить, старейшина, на твой вопрос, мне надо сесть к очагу, — скромно промолвил мудрец.
Хальмар знаком пригласил Пукана сесть у огня.
Пукан уселся на скамью и положил на свои тощие острые колени принесенные с собой дрова. Несколько минут он молчал и не сводил глаз с огня, пылавшего в очаге, как будто силился там что-то разглядеть. Наконец лицо его оживилось, усы вздрогнули, и он сказал шепотом:
— Прошу тебя, старейшина, молчать. Молчи, смотри и навостри ухо. Голубой огонь показался. Пришло время дух предков звать…
Пукан взял железную кочергу и подгреб к краю очага горку угольев, дышавших золотым огнем. Он подождал, когда пламя, исходящее от них, станет голубым. Потом положил на уголья крест-накрест три можжевеловых полена, а сверху — осиновое. Поленья вспыхнули неожиданно быстро дивным синим огнем. Пукан словно не замечал жара. Он склонился близко к пламени и впился в него острым взглядом. Хальмар тоже приблизил свое лицо к синему огню.
Пукан начал говорить, не сводя глаз с пламени:
— Смотри, старейшина, — точно сухая трава под ветром шелестел его голос. — Вон в синем пламени маленький человек. Это дух предков. Он показывается на мой зов…
Старейшина всматривался в пламя, но маленького человека не видел. Однако колдун приказал молчать, и Хальмар молчал.
— Дух предков! Добрый, всемогущий дух, — говорил Пукан. — Я обеспокоил тебя. Прости меня и не гневайся. Мне надо ответить моему народу, зачем пришли к нам Вик-Инг. Какое лихо привезли они на своих ладьях под разбойными парусами?
Пукан умолк и, неотрывно глядя на пламя, прислушался. Хальмар застыл в неподвижности. Потрескивали головни в очаге. Дым стлался под потолком и уходил в трубу. И тут в хижине раздался тихий, совсем тихий голос: