А главный психиатр Лигостаев задумался. Необычный случай лейтенанта Румянцева его, рационалиста, поставил в тупик. В истории тонкой психиатрии подобного случая, пожалуй, не было. Надо проверить. Его профессиональные мысли прервал телефонный звонок. Звонила его молодая жена, третья по счёту.
— Додик, твоя Мусенька скучает. Ты обещал приехать домой пораньше.
Пожилой профессор очень дорожил расположением своей молодой жены и ни в чём не отказывал, но тут упёрся.
— Мусенька, не могу. Интересный случай. Я должен над ним подумать.
— Ты должен думать только обо мне, старый хрыч! — И молодая жена бросила трубку.
«Придётся приехать пораньше», — решил профессор, перебирая бумаги на столе. Листки с чёртиками смял и швырнул в корзину. Поднялся и стал обходить больных. Мысли профессора заняла обыденка, и дело лейтенанта Румянцева было отодвинуто на завтра.
Профессор приехал домой. Дверь открылась на его шаги. Молодая жена в распахнутом халатике защебетала:
— Додик, я тебя заждалась и перегорела от любопытства. Даже пожелтела лицом. Рассказывай свой интересный случай. Он не очень страшный?
— Страшнее не бывает. Но во-первых, я голоден.
— Это ничего. Пойдём на кухню. Можешь есть и рассказывать.
— Во-вторых, я хочу заглянуть в старые книги, чтобы кое-что выяснить.
— Это потом, — потащила его на кухню и усадила за готовый стол. — Ешь, гляди на меня и рассказывай.
Он ел, глядел на неё и рассказывал. По ходу рассказа она несколько раз вскакивала от восторга и ужаса.
— Случай необъясним, — закончил свой рассказ профессор, — честно говоря, я не знаю, как мне лечить этого лейтенанта.
— Любовь и смерть! — восторженно шептала Мусенька. — Небесное и земное слились в одном выстреле!
— К сожалению, небесное не по моей части, Мусенька.
— Сухой рационалист! — строго проговорила Мусенька. — Что скажут твои старые книги?
— Сейчас узнаю, — ответил профессор и стал рыться в книжном шкафу.
Через полчаса раздался его голос:
— Нашёл! Вот, читай, — он раскрыл перед ней старую толстую книгу. Мусенька поглядела на жёлтые страницы и уклонилась.
— Додик, перескажи своими словами.
Профессор пересказал забытый случай забытого царского подполковника Коптева и ещё кое-что.
— Фи! — сказала Мусенька. — Выполнение любого желания при умственном расстройстве! Этот случай описал такой же рационалист, как и ты. Провалы в памяти, утрата высокого абстрактного мышления, слабость понятийного обобщения — всё так. Но куда вы денете любовь? Лейтенант утратил логику и слепо исполнил желание жены. Но зачем сердцу логика? Нет, что ни говори, а любовь и смерть всегда были не разлей вода. А умереть от руки любимого — это счастливое желание.
Профессор только развёл руками. А Мусенька вдруг задумалась.
— Бог мой! А почему лейтенант не застрелился? Он должен был застрелиться. Ему нельзя жить одному. Один он будет страдать всю жизнь. Странно, странно.
— После выстрела он сошёл с ума, Мусенька, — подсказал профессор.
— Умница ты моя! — воскликнула Мусенька.
— Давай спать, — сказал профессор.
Когда легли, Мусенька долго не могла заснуть. Ей мерещился невидимый лейтенант с пистолетом в руке.
— Додик! — толкнула она мужа в бок.
— Что, Мусенька? — сонно проворчал муж.
— Он сбежит.
— Кто сбежит? Лейтенант? Что ты, Мусенька. Это невозможно. У нас зверская охрана.
— Он непременно сбежит.
— Спи, Мусенька.
Профессор заснул. Мусенька задремала. Ей снился лейтенант.
Время давно перевалило за полночь, и лейтенант решил действовать. За дверью сорок девятой бдили два охранника. Чтобы не заснуть, они играли в карты. Николай извлёк из трусов свёрнутую трубочкой сторублёвку, разгладил её и подал голос через дверь:
— Ребята, я голоден. Дайте хлеба.
— Хрен тебе, а не хлеба, — грубо и лениво отвечали ему.
— Тогда дайте водки.
За дверью хохотнули.
— Водка деньгу любит.
— У меня есть стольник.
За дверью выросло раздумчивое молчание. Потом встал голос:
— Покажи под дверь.
Николай подсунул под дверь сторублёвую бумажку так, чтобы концом была видна снаружи. Конец с означенной стоимостью был увиден, и охранники стали переговариваться.
— Он свою бабу замочил, надо уважить.
— А может, ему не водка нужна, а свобода.
— Век ему свободы не видать. За это его надо уважить. Тряхни ребят на вахте, у них всегда стоит заначка.
Один охранник остался на месте, а другой потопал вниз на вахту. Возвратился с бутылкой и сказал через дверь:
— Эй, чок! Мы приоткроем дверь, а ты давай руку со стольником. Стольник возьмём, водка твоя. Учти, мы начеку.
Щёлкнул ключ, и дверь слегка подалась. Снаружи её крепко придерживали. В образовавшуюся щель Николай просунул руку со сторублёвкой. Её взяли и вложили в руку бутылку. Николай втянул руку с бутылкой в камеру, щель закрылась, и ключ щёлкнул. Николай походил по камере и снова подал голос:
— Ребята, всухую не могу. Дайте хоть хлеба.
— Ну вот, — проворчали за дверью, — ему ещё и закусь подавай.
Один голос сказал другому:
— У тебя есть что-нибудь?
— Только жвачка, — ответил другой. — Эй, чок! Жвачку примешь?