— Да он цел почти, ребяты, – успокаивающе произнёс Дед. – Я вижу! Хоть и не знахарь. Подпаленный токмо, как курёнок! Во как загибает! — В голосе Деда послышалось одобрение и что–то вроде отцовской гордости. – Мой крестник, етить вас в душу!
Меня ухватили крепкие руки и поставили на ноги, словно я был не 90-килограммовым дядькой, а малышом трёхлеткой.
— Вставай, что ли! – Сказал Дед, заботливо отряхивая меня от пыли. – В госпиталь пойдём, помажут, может, там тебя чем. Дружок–то твой, Маньяк, ужо давно там отдыхает!
— Маньяк! Он жив?! Как он? – я мгновенно забыл о беспокоящих меня ожогах, ссадинах и головной боли.
— Да не голоси так! Жив, говорю же. Нормально с ним всё.
— С ним такая история вышла, Скил! – Я сразу и не узнал Петросяна среди тех бойцов, что помогали Деду доставать меня из-под завала. – Там мои бойцы в доме одном на втором этаже затихарились – воины-герои, блин! Третий взвод. И тут к ним через оконный проём рубер влетает, как они сказали, только, говорят, мелкий и в броне! И дыра у него в груди вот такенная! – Петросян показал руками размер дыры. – Они его на всякий случай на прицел взяли, обступили со всех сторон. Вроде как мёртвый! А он как глаза распахнёт, да как скажет чётким таким хрипловатым басом: «я его достал!» Так они, и когда он прилетел–то, чуть не обделались! А тут так и вовсе чуть не поседели! Ну, дальше они поняли, что это кваз… В общем, они и так отходить собирались, ну и кваза этого, Маньяка, как оказалось, с собой утащили. Только дырку закрыли, чем могли, да живца ему в пасть влили и упёрли. А в госпитале его Борн подлатал – очень много сил на него потратил.
— А скреббер что? Издох? – Задал я очень интересовавший меня вопрос.
Петросян при упоминании скреббера на стандартном кластере поморщился, но смолчал. А Дед ответил:
— Померла зверюга! Это вы знатный трофей взяли! Ох, знатный!
В огромной госпитальной палатке осунувшийся и усталый Борн посмотрел на меня, как Ленин на мировую буржуазию – печально и с укором; молча кивком указал на стул, стоящий рядом с брезентовой стенкой. Когда я устроился на нём, знахарь поводил руками рядом с моими ушами, и «ватное проклятие» с них наконец–то спало. А вместе с ним утихла и головная боль. Борн выдал мне баночку с мазью, и я незамедлительно начал смазывать ей свои ожоги, на что знахарь одобрительно кивнул и посоветовал:
— Ссадины тоже смажь.
Мазь приятно холодила и смягчала болевые ощущения, поэтому, как только я закончил обработку своих повреждений, облегчённо выдохнул и расслабился. На секунду закрыл глаза… и провалился в сон. Укатали сивку крутые горки! Денёк выдался не самый лёгкий.
А разбудил меня громкий, чёткий, почти уставной крик:
— Товарищ Борн! Разрешите обратиться к товарищу Скилу! – Прокричал вытянувшийся по струнке боец. И так неуместно и кривовато всё это прозвучало здесь, в Улье, что я невольно поморщился.
— Обратился бы ты лучше в пень, балбес! – Вполголоса устало рыкнул на него Борн. – Тебя кто учил орать в госпитале?
— Виноват, – гораздо тише сказал балбес.
— Скил, вас срочно вызывает Генерал. Мне приказано вас доставить.
Так и хотелось сказать: «Доставляй, раз приказано, но неси вместе со стулом, ибо задницу от него я отрывать очень не хочу». Но, боюсь, этот бравый вояка (явно из нового пополнения Спецуры – всё у него ещё по уставу), постарается выполнить приказ и утащить меня на стуле. Поэтому я со вздохом поднялся и сказал:
— Веди.
Солнце уже клонилось к закату, а значит, проспал я, сидя на стуле, немало! А боец, двигаясь до отвращения энергичной и бодрой походкой, привёл меня к другой палатке. Военного образца, как и госпитальная, но гораздо меньше. Войдя в неё, я увидел не одного Генерала, а целое собрание сильных мира сего. Вокруг широкого стала сидели: Холод – глава стаба Нора, Филин – начбез Рока, Хирург – в той же должности, только в Норе, Меломан – начальник снабженцев и хозяин самого крупного развлекательного комплекса в окрестностях, Горький – ещё один член совета, управляющего Роком и начальник строителей, ещё пара незнакомых мне рейдеров и… Дед! Возглавлял это собрание Генерал – начальник или, точнее будет сказать, главнокомандующий Спецуры.
— Проходи, Скил, садись! – Генерал указал на свободный стул.
Так я и присоединился к этому высокому собранию: грязный, в пропылённой, местами обгоревшей, местами перемазанной кровью одежде и так и не снятом лёгком бронежилете, что, само собой, тоже чистотой не блистал. Но собравшихся мой внешний вид нисколько не беспокоил, да и не один я здесь выглядел потрёпанным.