Трость и свиток: инструментарий средневекового книгописца и его символико-аллегорическая интерпретация

Во II в. до Р. Х. в г. Пергаме, что в Малой Азии, выделка кож была усовершенствована: так возник новый материал — пергамен (греч. μεμβράνα, περγαμηνή, лат. charta pergamena)[24]. Именно с изобретением пергамена обычно связывают переход к новой форме книги (греч. βίβλος) — кодексу (лат. codex), состоящему из одной или нескольких сшитых между собой тетрадок (греч. τετράδιον, от τέτρα — четыре) — четырех сложенных пополам листов (иногда количество листов незначительно варьировалось). Принцип соединения листов в виде кодекса восходит к записным книжкам из восковых табличек-цер (лат. tabulae ceratae)[25]. В области христианской книжности кодекс сразу же занял главенствующее положение, окончательно утвердившись в эпоху правления Константина Великого (306–337)[26]. Хотя материалом для подавляющего большинства кодексов служил пергамен, до нас дошли фрагменты ранних христианских кодексов из папируса, датируемые II в.[27]

В кон. VIII в. начинает распространяться новый материал для письма — бумага. Несмотря на безраздельное господство вначале пергаменных, а затем и бумажных кодексов, рукописи в форме свитков никогда не исчезали из обращения и в местах бытования традиционной книжности благополучно дожили до сегодняшнего дня. В Средние века свитки прочно утвердились в сферах канцелярской и сакральной, еще со времен ближневосточной древности имевших между собой наитеснейшую связь. Таким образом, перед средневековым книгописцем писчий материал представал в двух видах: в виде свитка, который употреблялся довольно редко, и в виде кодекса — если последний доминировал на ниве материального производства, то первый занимал не менее прочные позиции в области сакральной символики, на которой следует остановиться подробнее.

Мир «разворачивается» и «сворачивается» подобно свитку. Образ свитка отсылает нас как к началу творения (κεφαλίς — также «начало», «глава», «основа», «первоточка»), так и к «свитию» небес Апокалипсиса (Откр 6. 14), к концу времен, связанному с движением ветров, дыханием Бога, циркуляцией света, отраженным в изобразительном искусстве в виде различного рода сеющих и собирающих свастик. На Руси идея «свития» нашла широкое воплощение в миниатюре, иконописи, стенописи[28] и в композиции Царских врат, особенно распространенной в XVI-XVII вв. и на рубеже XIX-XX вв.[29] Изображения спиралевидных свастик-волют, столь частотные на священных сосудах и окладах Евангелий, не только символизируют изливающуюся благодать Св. Духа[30], но и напоминают нам о свитке — устойчивом риторическом и изобразительном архетипе.

Приняв во утробу свернутые в свиток божественные письмена, обретают свой дар пророк Иезекииль и Иоанн Богослов, Ефрем Сирин и Роман Сладкопевец. Свиток — непременный атрибут многих изображений Христа, Ангелов и святых. Восприятие свитка как изначальной сакральной формы всякой рукописи нашло свое отражение в целом ряде книгописных традиций. В Сирии свитки связаны исключительно с литургическими и магическими текстами. В Византии и на Балканах форму свитка нередко имели служебники — книги, содержащие литургический текст, отверзающие врата в самое сердце культа, вводящие чтущего и слышащего в иерофаническое пространство сакрального времени. В Армении и Эфиопии в виде свитка создавались всевозможные рукописные амулеты (хмаилы в Армении, кэтабы в Эфиопии), выполнявшие апотропеические функции и содержащие различные магические надписи или заговоры-заклинания с текстами молитв, которые не предназначались для непосредственного прочтения, — считалось, что письмена, свернутые в свиток, наиболее полно сохраняют силу своего чудесного воздействия[31]. В России в форме свитка, помимо служебников[32], часто писались азбуки, своего рода «изначальные книги»: ведь азбука содержит в себе алфавит, то есть собственно фундамент — то, из чего «строятся» тексты, то, с чего начинается любое книгописание. Форму свитка имеют традиционные азбуки (fidäl) и в Эфиопии. В виде свитка оформлены постановления Московского собора 1655 г., что опять же объясняется подражанием старине: в данном случае — постановлениям Вселенских соборов[33]. Кроме того, слово «свиток» входит в названия некоторых апокрифических произведений, отсылающих читателя к собственной древности, недрам традиции, претендующих на авторитетность (как то: «Иерусалимский свиток», эфиопский заупокойный сборник «Свиток Оправдания» и т. п.), либо, с той же целью, может просто ставиться в качестве писцовой пометы на полях той или иной книги (например, в одном из верхокамских сборников 70-х гг. XIX в.)[34].

Помимо свитка не менее насыщенной сакральной аурой обладает и термин «скрижаль», напоминающий о Скрижалях Завета. Среди сочинений, в названиях которых просвечивает данный смысл, — «Скрижали духовные» (также «Лествица», кон. VI в.) Иоанна Лествичника и сборник «Скрижаль» (1655–1656), составленный Иоанном Нафанаилом и дополненный патриархом Никоном.