Тростниковая птичка

  - Пойдем, милая, мы поможем тебе, - сильные пальцы сомкнулись на моем плече, и она потянула меня вверх из кресла, - доверься нам.

  Выбора не было, я заставила себя подняться на ноги, ведь я 'девочка Лисси', а мы не сдаемся. Снова ощущение невесомости и я почти повисла на своей сопровождающей. Стало страшно, и я обернулась на единственного человека, которому доверяла. Сай был бледнее скатерти, губы крепко сжаты, а Мист и Терри давили ему на плечи, не позволяя встать. Мист встревожено взглянул на командира, потом развернулся к зрителям, мгновенно преобразившись в весельчака и балагура, и что-то звонко выкрикнул, так, что по гостям снова прошла волна смешков, выкриков и свиста.

  - Доверься нам, - снова услышала я, правда не поняла, к кому на этот раз обращается жрица - ко мне, или к Саю.

  Мы снова куда-то шли, я помню ступеньки, легкий озноб от ночной прохлады, снова ступеньки, и темнота. У темноты было множество рук, она качала меня, как на волнах, что-то делая с моим телом. Мне не было ни стыдно, ни страшно - прикосновения были деловиты и осторожны, а еще у темноты были голоса - они перешептывались, а я слушала их, не понимая смысла фраз, но улыбаясь им.

  - Смотри-ка, она улыбается, - удивлялась темнота женским голосом.

  - Сильная, - одобряла темнота другим голосом, - и необычная. Сайгон - везунчик, ведь успел - даже отец не верил, а он успел...

  - Тихо, - перебил их третий голос, поторапливайтесь - они уже поднимаются по лестнице.

  Прохладные пальцы коснулись лица, потом ключиц и живота, на котором очертили круг.

  - Пусть Ваш союз благословит Праматерь.

   - Какой странный сон, - подумалось мне, - определенно - с керимскими напитками надо завязывать

   Я проснулась от ощущения чужого взгляда, рывком села на широкой кровати, в испуге озираясь по сторонам. Это не могло быть моей комнатой - она была слишком обжитой, слишком мужской, даже пахло от подушек знакомым, волнующим мужским запахом. А на другом конце кровати, закинув руки за голову, и небрежно прикрывшись сбившейся простыней, лежал Сай.

  Картинка сложилась: я почему-то в спальне Сая, это его кровать, и он, судя по виду, не слишком этому рад. Я снова взглянула на Сая - обнаженным он казался еще прекрасней: широкие плечи, сильные руки, кожа в свете неяркой лампы отливает золотом, светлые пряди взъерошены, губы четко очерчены, пристальный взгляд темных глаз под пушистыми ресницами. Даже отросшая щетина и темные круги под глазами не делали его менее желанным.

  Я понимала, что рассматривать Сая в упор просто неприлично, но никак не могла отвести от него взгляд, жадно рассматривая каждую черточку его тела: сильные плечи, руки, грудь, живот - мне, с большим усилием, удалось перевести взгляд на собственные пальцы. Но легче не стало - меня начало знобить, дышать стало трудно, губы моментально пересохли. Я испуганно взглянула на Сая:

  - Что со мной?

  Тот скривился:

  - Садх, - потом вздохнул и расщедрился на подробности, - синтетический наркотик, обязательная составляющая и свадебного напитка, и собственно церемонии. Должен вызывать прилив желания и снижать критичность мышления. В больших дозах действует как снотворное. Но я полукровка, а ты с изначальной земли, и, как мы видим, садх сработал как-то не так.

  И тут до меня дошел смысл его фразы.

  - Свадебный напиток? СВАДЕБНЫЙ?- задохнулась от возмущения я, - Так это была наша свадьба?

  Сай разозлено зарычал:

  - Значит ни отец, ни Юстимия тебе так ничего и не сказали?! Да, это была наша крастова свадьба, и я ничего не мог изменить того момента, когда вся центральная площадь увидела твои крастовы бусины на моей куртке!

  И мне вдруг стало больно дышать: этим вечером я стала женой человека, которому не нужен был ни этот брак, ни я. И даже теперь, под возбуждающей наркотой, он старательно не дотрагивается до меня, словно я жаба или мерзкая рептилия. Эйфория схлынула, оставив горечь разочарования. Я все пыталась понять, что со мной не так, чем же я заслужила такое пренебрежение? Почему он не может если не любить, то хотя бы желать меня? Первые соленые капли скатились из глаз, и я наконец смогла выдавить главный вопрос, мучавший меня всю нашу поездку:

  - Почему ты так холоден со мной? Неужели я нисколечки тебе не нравлюсь?

  Этот день, полный потрясений, под вечер стал настоящей пыткой: всю церемонию, произнося нужные слова и выполняя все ритуальные действия, я думал о том, что сама Соня никогда бы по доброй воле не выбрала меня. Её сострадание и доброе сердце заманили её в ловушку, из которой не было иного выхода. И теперь я окончательно потерял надежду - тростниковые птички редко выживают в неволе, и никогда не заводят птенцов. А я, хоть и вынужденно, оказался тем, кто запер её в клетку - пусть даже пообещав, что рано или поздно отпустит на свободу. Неизбежная ночь вдвоем тоже не добавляла спокойствия - быть с ней рядом, с теплой, сладкой, зовущее нежной, и знать, что я не вправе прикоснуться к ней - это настоящая мука. Но увидеть в её огромных, как озеро Карен, глазах смирение, безразличие или отвращение, когда я прикоснусь к ней, будет слишком больно.