Тростниковая птичка

– Какая фигура! – поддел меня Пашка. – В последний раз, когда мы виделись, ты была больше похожа на суслика-переростка!

– Да и прическа у тебя была не намного длинней нашей! – поддержал его Петька.

Кузина Амели, стоически переносившая прием вместе со мной, зевнула и пожаловалась, что ей скучно.

– А давайте сбежим? – неожиданно предложила я.

Амели тут же встрепенулась и стала выглядеть чертовски заинтересованной. Братья же настороженно переглянулись, и я практически увидела, как в их головах схватились в нешуточной борьбе искушение с осторожностью.

– Я умею учиться на своих ошибках, – фыркнула я и набрала папин номер.

– Па! Ты же не возражаешь, если мы с Амели немного прогуляемся с мальчиками Хольм по поместью? – скороговоркой выпалила я, как делала обычно. – Мы возьмем флайбус.

– Хорошо, – рассеянно отозвался отец, явно занятый чем-то более важным, и я быстро сбросила вызов, опасаясь, что папа в последнюю минуту все-таки проанализирует то, что я ему сказала, и оставит нас сидеть в доме или (о ужас!) упомянет о моем звонке маме.

И тут Амели, имевшая в семье прозвище «книжный червячок» за неиссякаемую любовь ко всякого рода архивам и библиотекам и негласно исполняющая обязанности семейного архивариуса, неожиданно удивила всех нас.

– Я знаю, куда нам надо. Это, конечно, не бункер первых переселенцев, – она обвела нас смеющимся взглядом, – но тоже очень забавное место.

Проникнуть в бункер времен «до Расселения», к которому нас привезла Амели, оказалось трудной задачкой. Во-первых, пришлось основательно проредить высокую траву вперемешку с пижмой и конским щавелем, чтобы добраться до входа. Во-вторых, оказалось, что в предбаннике, в который мы попали, просто отжав двери найденным в багажнике флайбуса домкратом, ужасно пыльно. Парни, предусмотрительно сложившие алые мундиры вместе с фуражками, кипельно-белыми перчатками и ремнями в багажник флайбуса, переглянулись и стянули рубашки, оставшись в майках и парадных брюках с лампасами. Они дружно сопели над панелью управления, уже нисколько не заботясь о собственном внешнем виде. Увы, эта панель была куда как более древней, а конфет в этот раз я не прихватила. Мы с Амели по очереди наблюдали за процессом, давая советы, некоторые из которых признавались полезными, а некоторые высмеивались как бестолковые. При этом время от времени кто-нибудь, в очередной раз наступив на камень, проклинал бальные туфли на кожаной подошве, пригодные только для паркета, и собственную несообразительность, не позволившую нам переодеться. В общем – всем было весело.

Бункер мы все-таки вскрыли – внутри не было ничего особенного – три небольшие комнаты без мебели, бетонные стены с облупившейся краской и отваливающейся штукатуркой, огромные толстые кабели, змеившиеся по стенам и потолку, железные коробки с кучей непонятных лампочек и переключателей, помеченных аббревиатурой. Хорошо хоть внутри пыли не было. Обнаружился крохотный санузел с унитазом и душевым поддоном, сделанными из металла, и маленькая кухонька, которую мы опознали только благодаря парням, заявившим, что на отцовском полигоне в кухне убежища стоит точно такая же плита, только гораздо менее ржавая.

И вот посреди этой разрухи и состоялся знаменательный разговор.

– Девочки, – неожиданно серьезно обратился к нам Пашка, – вы сильно хотите замуж?

Мы с Амели переглянулись и прыснули, отрицательно мотая головами.

– Знали бы вы, как нам это все, – Амели сделала изящный жест, обводя платье и пришедшие в негодность туфельки, – надоело. Девочек Лисси начинают настойчиво сватать с четырнадцати лет, так что вы не первые потенциальные женихи… не только в нашей жизни, но и в этом году…

– И даже в этом месяце, – фыркнула я. – Мы хотим учиться дальше, получить профессию, что-то сделать, чего-то достичь и как можно позднее оказаться переваливающимися утиным шагом колобками в поместье Лисициных за пару месяцев до родов.

Парни просияли, и мы заключили «Пакт о ненападении», как назвала его Амели, о том, что не будем поддерживать матримониальные планы наших родителей. Ну, в своих мы были уверены, правда, благородно решили об этом умолчать.

Домой мы вернулись затемно, грязные, но довольные, и почти не удивились, когда дядьБоря, мой папа и дядя Матье, отец Амели, вышли встречать нас на крыльцо. Причем и дядьБоря, и отец, увидев нас, выбирающихся из флайбуса, синхронно повернулись к дяде Матье с видом: «Что мы тебе говорили». Тот бросил на кузину странный взгляд, выдохнул и стремительно удалился в дом. Наши отцы последовали за ним.

– Что это было? – удивилась кузина.

– А, так, не обращай внимания! – отмахнулся Петька.

– С отцами такое бывает, – согласился с ним Пашка.

– Соня, Соня, тебе плохо?! – выдернул меня из воспоминаний голос Мии.

– Нет, все в порядке… я задумалась, да и слабость, – вынужденно призналась я.

– Тебе бы поспать, – встревоженно откликнулась… подруга?