— Напрасно ты огорчаешься, — покачал я головой. — Это же нормально. Я не разбираюсь в компьютерах и электронике, зато у меня есть Курбан. Мы оба не шарим в механике, но у нас есть Анвар. А без тебя и твоих людей мы не добрались бы до этого места. И вообще, не смогли бы работать в Чечне. Каждый делает своё дело. Никто не может уметь делать всё. Это старо как мир...
В этот момент на юго западной оконечности лагеря федералов случилось нечто невообразимое...
Там вдруг как будто огненный цветок расцвёл.
Выскочил вверх пестик, вокруг него мгновенно, один задругам, распустились нестерпимо яркие лепестки...
Спустя несколько секунд тишина лопнула и разродилась сочной очередью взрывов. Длинной такой очередью, как будто солдат первогодок нечаянно нажал на электроспуск тяжёлого пулемёта «БТР».
Прощай, Глебыч. И прости. У нас говорят: лучше обидеть брата по вере, чем неверного. Потому что с братом ты встретишься после смерти, а с неверным — никогда. Так что в моём аду тебя не будет...
— Готово, — флегматично доложил Курбан, глядя на чистый экран. — Нуль сигнал.
Аюб стоял, разинув рот, и неотрывно смотрел в сторону лагеря федералов, словно надеялся с такого расстояния рассмотреть, что там происходит.
Мальчишку всё-таки обманули. Не показали, злодеи, главный фокус. Ничего, какие твои годы...
— Поехали, амир, — я тихонько тронул Аюба за плечо. — Спектакль окончен, пора на боковую...
Глава 11
КОСТЯ ВОРОНЦОВ
А поутру они проснулись...
Автопарк инженерного полка был похож на кинопавильон, специально оборудованный для съёмок фильма «Безумный Макс 2». Глубокие воронки, наполовину залитые водой, обугленные груды искорёженного металла, в которых едва угадывались остовы недавно исправных механизмов, повсюду копоть и зола. Над всем этим безобразием пока ещё витал едкий сероватый дымок, палёной резиной шибало — дышать невозможно...
Как обычно бывает при вселенских катаклизмах, выжили только динозавры инженерного дела. В углу парка гордо возвышались: практически не пострадавший «БАТ» (большой артиллерийский тягач), «ИМР» (инженерная машина разграждения) со слегка покорёженной стрелой и «МТУ 20» (танковый мостоукладчик). Стёкла и жесть — это ерунда, остальное было цело. Справа от входа в парк валялись обугленные «КМТ 6» (это навесные тралы) числом три — тоже в порядке, хоть сейчас запрягай.
Вся остальная техника превратилась в металлолом.
Потери в живой силе тоже имели место. Обкурившийся анаши дневальный по парку, когда всё началось, дремал в смотровой яме, завернувшись в «спальник», и потому получил контузию и три перелома конечностей — сверху что-то упало.
Очевидцы утверждают: когда боец выполз и увидел всё это безобразие, сразу сказал — теперь на посту всегда буду курить траву и спать, это безопаснее.
Кое что прилетело в не совсем глубоко вкопанные палатки личного состава, располагавшиеся в двухстах пятидесяти метрах от парка, два отделения получили лёгкие осколочные ранения. Двутавровой балкой насмерть зашибло вторую свинью, которую втихаря откармливали в самопальной стайке рядом с автопарком. Это было очень несправедливо: накануне свинья стала свидетелем умерщвления подруги, которую приговорили в ознаменование именин некоего Михалыча, чтоб его на год диареей прошибло, и получила тяжкую БПТ (боевую психическую травму).
«Двухсотых» среди двуногих, слава богу, не было.
— Хорошо — глубокая ночь была, — заметил по этому поводу Глебыч. — На постах все в траншеях, остальные по нычкам, не было никого. Днём бы здесь столько мяса было! Зона сплошного поражения — более ста метров, воронки чуть меньше, чем от авиабомб, блин...
Глебыч — отъявленный мерзавец и брандахлыст. Это он виноват, и нет ему оправдания. Лень ему, видишь ли, пешочком семьсот метров прогуляться было!
Мы приехали из Тхан Юрта и, как водится, решили за ужином немного расслабиться. Глебыч страшно переживал. Был он весь в себе, на запросы из внешнего мира не реагировал. Старый друг развёл его, как дитя, — ватерпас оказался пустышкой... Представляете? Так по хамски с нашим мастером ещё никто не обходился. Мы прекрасно понимали его состояние, и никто по этому поводу даже не пытался злословить. Но он всё равно был в трансе. Толком расслабиться с нами у него не вышло — нам с ним не тягаться в военно прикладном застолье. Наш сапёр начал соображать, куда бы ему направить свои стопы и вдруг вспомнил: сегодня же именины у Михалыча! Того самого, который на радиаторе делает барбекю с кровью.
Вот это придавило товарища — чуть было такое значимое событие не вычеркнул из жизни!
— Так они ведь уже сидят! — воскликнул Глебыч и опрометью ломанулся на выход.
Взял «УАЗ» и помчался. С одной стороны, правильно: если есть колёса, зачем почти километр пешедралом топать, грязюку месить? Приехал к инженерам, велел дневальному машину в парк загнать, сам залез в блиндаж — точно, уже сидят. И как сидят!
Дневальный дисциплинированно выполнил команду — загнал... И кранты нашему «УАЗу». Такая славная тачка была — трофейная, добытая в честном бою. Жалко — до слёз.