Чтобы представить, каким стало общественное сознание народа, достаточно пролистать подшивки советских газет за 30-е годы, просмотреть литературу тех лет. Один из трудовых героев того времени Алексей Стаханов в книжке «Рассказ о моей жизни» (на самом деле написал ее по заданию Москвы И. Гершберг) «вспоминал»: «Когда в Москве происходил процесс сначала Зиновьева – Каменева, потом Пятакова и его банды, мы немедленно потребовали, чтобы их расстреляли… В нашем поселке даже те женщины, которые, кажется, никогда политикой не занимались, и те сжимали кулаки, когда слушали, что пишут в газетах. И стар, и млад требовал, чтобы бандитов уничтожили. Когда суд вынес свой приговор и сказал от нашего имени, что троцкистов-шпионов надо расстрелять, я ждал газету, в которой будет написано, что они уже расстреляны. Когда по радио я услышал, что приговор исполнен, прямо на душе легче стало». Пионер сталинского движения не забыл и изгнанника, написав (точнее, за него написали): «Если бы эти гады попались к нам в руки – каждый из нас растерзал бы их. Но еще жива старая сволочь Троцкий. Я думаю, пробьет и его час, и мы рассчитаемся с ним, как полагается»{1312}.
Разве мог любить Троцкий то, во что превратилась его родина? Можно только представить, какие огромные муки вызывало в его сердце непрерывное поношение, брань, угрозы, доносившиеся до мексиканского бункера. Родина его отторгла, окончательно превратив в человека «без паспорта и визы». Не знаю, чувствовал ли Троцкий, что первые истоки этой слепой ненависти, беззакония и произвола родились в кратере революции? Понимал ли он, что пожинает плоды уродливого образования, семена которого сеял когда-то и сам? Ответить на этот вопрос трудно. Однако, когда Ягода и Дерибас в апреле 1924 года обратились в ЦИК СССР за разрешением внесудебных приговоров членам «группировки меньшевика М. И. Бабина», лицам, «проходившим по делу Абрикосовой, и 56 обвиняемым в шпионаже»{1313} (расстрел), ни Троцкий, ни его «соратники» не возражали… Семена беззакония быстро дают зловещие всходы. Правда, ухаживали за ними и лелеяли их уже другие.
Троцкий и его течение, отпочковавшись от «классического большевизма», право на «продолжение» которого узурпировал Сталин, исторически тоже ответственны за извращение идеи социальной справедливости, имя которой – социализм. Сталинизм, неосталинизм почти убили эту идею, но исчезнуть она не сможет никогда. В умах людей это будет не только выражением общественной утопии, но и надеждой на возможное осуществление идеи где-то в туманном грядущем. Троцкий же долгие годы боролся с тем, что когда-то сам создавал. Главная его заслуга – в непримиримой борьбе со сталинизмом.
Тоталитарный режим одного из самых страшных диктаторов на Земле смог добиться того, что долгие десятилетия в нашем сознании образ Троцкого и троцкизм ассоциировались с ренегатством, предательством и т. д. Эти стереотипы живы и сейчас. После моих первых публикаций о Л. Д. Троцком я получил тысячи писем, где едва ли не половина клеймила меня за воскрешение «убийцы и предателя». Даже спокойная и объективная попытка взглянуть в лицо прошлому воспринимается многими как отступничество.
Чему же тут удивляться, если в советском «Кратком политическом словаре», вышедшем накануне процесса слома тоталитарной системы, неудачно названного «перестройкой», троцкизм определялся как «идейно-политическое, мелкобуржуазное, враждебное марксизму-ленинизму и международному коммунистическому движению контрреволюционное течение, прикрывающее свою оппортунистическую сущность «левыми фразами»… Своими раскольническими действиями в рабочем и национально-освободительном движении троцкизм оказывает поддержку империалистической реакции»{1314}. Троцкистов как левую ветвь большевизма, делавшую ставку на всемирный характер начавшихся социальных изломов, с подачи Сталина превратили в «банду вредителей и шпионов».
Первые расхождения, первые протесты, первая ненависть в борьбе за общие коммунистические цели создали левую ветвь большевизма. Троцкий в статье «О происхождении легенды о троцкизме», написанной в сентябре 1927 года, но не увидевшей свет, пишет: «Легенда о троцкизме – аппаратный заговор против Троцкого». Конечно, этим он явно сужает проблему. Но в чем он прав, так это в том, что его настойчивая борьба за коммунистические символы с левых, радикальных, международных позиций создала течение, которое живо и сегодня. «С идеями шутить нельзя, – отмечал Троцкий, – они имеют свойство зацепляться за классовые реальности и жить дальше самостоятельной жизнью»{1315}.