Идеологический плен, в котором находился Троцкий и другие большевистские лидеры, связан с абсолютизацией роли насилия, милитаризма, вооруженных сил. Конечно, можно говорить, что революции прошлого всегда кровавы. Большевики нередко были вынуждены отвечать силой на вызовы контрреволюционных сил. Постановлению СНК «О красном терроре», принятому 5 сентября 1918 года, сопутствовал целый ряд террористических актов против видных деятелей партии большевиков. Насилие было возведено в страшную норму, обязательный атрибут советской жизни. Даже производство уже не мыслилось без насилия.
В своем проекте тезисов к IX съезду партии «Очередные задачи хозяйственного строительства» Троцкий пишет, что необходима «планомерная, систематическая, настойчивая и суровая борьба с трудовым дезертирством, в частности – путем публикования штрафных дезертирских списков, создания из дезертиров штрафных рабочих команд и, наконец, заключения их в концентрационный лагерь»{1322}. То, что нам оправдать трудно, но можно понять, со временем превратится в обычный «метод социалистического строительства». Вот что докладывал Л. П. Берии о лагерных делах министр внутренних дел С. Н. Круглов в марте 1947 года: «Потребность строек во втором квартале – дополнительно 400 тысяч человек. Необходимо выделить Дальстрою – 50 тысяч человек, БАМу – 60 тысяч, спецстрою – 50 тысяч, лесным лагерям – 50 тысяч, Воркуте – Ухте – Норильску – 40 тысяч и на покрытие убыли[36] – 100 тысяч человек. Прошу дополнительных обязательств по поставке рабочей силы на МВД СССР в ближайшее время не возлагать»{1323}. Несмотря на потрясающие масштабы и размах репрессий, «рабов» не хватало. Такова логика насилия: от милитаризации труда, «штрафных рабочих команд» к индустрии ГУЛАГа.
Пленник большевистской идеи немногим отличался от других вождей в трактовке роли пролетарской партии в социалистической революции. Здесь Троцкий тоже шел в фарватере Ленина, который не скрывал свое видение роли авангарда рабочего класса. «Когда нас упрекают в диктатуре одной партии… мы говорим: да, диктатура одной партии! Мы на ней стоим и с этой почвы сойти не можем»{1324}. Монополия одной партии на власть, на мысль, на решения – также один из истоков рождающегося тоталитаризма, который рано или поздно должен был привести большевизм к историческому поражению. Огосударствление единственной партии делало ее тоталитарной, полицейской. С. И. Гусев, бывший член РВС 2-й армии, а затем Восточного, Юго-Восточного, Южного, Кавказского и Туркестанского фронтов, комиссар Полевого штаба Реввоенсовета Республики, начальник Политуправления РККА, на XIV съезде ВКП(б) произнес страшные слова: «Что это за задушевные мысли, которые являются конспиративными от партии, которые нужно скрывать, ибо если кто-нибудь сообщает Центральному Комитету, то сейчас же начинают кричать, что это доносительство… Ленин нас когда-то учил, что каждый член партии должен быть агентом ЧК, т. е. должен смотреть и доносить… У нас есть ЦКК, у нас есть ЦК, я думаю, что каждый член партии должен доносить. Если мы от чего-либо страдаем, то это не от доносительства, а от недоносительства…»{1325} Более откровенно не скажешь. Потрясающий цинизм при полицейском мышлении партийного руководства окончательно превращал партию в инструмент тоталитарной диктатуры.
На II Конгрессе Коминтерна Г. Е. Зиновьев сделал доклад о роли коммунистической партии в эпоху пролетарской революции. Доклад прозвучал 23 июля 1920 года, а 26-го числа по этому вопросу выступил Троцкий. Отвечая испанскому синдикалисту Пестанье, Троцкий объясняет на примерах, в чем заключается роль коммунистической партии в России:
«Сегодня мы получили от польского правительства предложение о заключении мира. Кто решает этот вопрос? У нас есть Совнарком, но и он должен подлежать известному контролю. Чьему контролю? Контролю рабочего класса как бесформенной хаотической массы? Нет. Созывается Центральный Комитет партии, чтобы обсудить предложение и решить, дать ли на него ответ, и какой. А когда мы должны вести войну, создавать новые дивизии, найти для них наилучшие элементы, – куда обращаемся мы? – спрашивает Троцкий. И отвечает: – К партии. К Центральному Комитету… Так же обстоит дело и с аграрным вопросом, с продовольственным и со всеми другими»{1326}.
Раскрывая механику руководства крестьянством, Троцкий с немалой долей политического цинизма заявляет:
– Здесь мы маневрируем между различными слоями крестьянства, – одних привлекаем к себе, других нейтрализуем, третьих подавляем бронированной рукой. Это – маневрирование революционного класса, который стоит у власти и может совершать ошибки, но эти ошибки входят в инвентарь партии…»{1327}