Германская революция, на которую так рассчитывал Троцкий, желавший побыстрее уйти от смет и калькуляций в вихрь событий мирового масштаба, не состоялась. Развитие событий в течение трех недель октября 1923 года свидетельствовало о том, что внешние и внутренние условия, которые первоначально благоприятствовали успеху Троцкого, резко ухудшились. Руководство РКП(б), которое рассматривалось многими в партии как группа растерянных лидеров, проявило инициативу и последовательность в наступлении на оппозицию.
В эти дни Троцкий неожиданно прекратил активную государственную деятельность на несколько месяцев. Дейчер писал: «Несчастное заболевание заставило его молчать. В конце октября во время воскресной охотничьей прогулки в болотистой местности за пределами Москвы Троцкий подхватил малярийную инфекцию и, страдая от лихорадки, был прикован к постели в течение этих решающих месяцев». В «Моей жизни» Троцкий писал: «Можно предвидеть революцию или войну, но нельзя предвидеть последствия осенней охоты на диких уток».
И все же болезнь Троцкого, временно исключившая его из политической жизни, возникла у него как нельзя кстати. Вряд ли стоит подозревать, что она была вымышленной от начала до конца, как это было у Джона Кеннеди накануне начала кубинского кризиса 1962 года, когда необходимость долгих совещаний с военными заставила его заявить своему пресс-атташе Пьеру Сэлинджеру: «Завтра и в последующие дни у меня будет катар верхних дыхательных путей и небольшая температура». Однако и в версии Троцкого, и Дейчера не все гладко. Обычно в Подмосковье к концу октября утиная охота завершается, так как утки улетают в теплые края. А заразиться малярией поздней осенью в Подмосковье даже в 20-е годы было практически невозможно, так как в конце октября комары, переносчики этой болезни, всегда исчезали с болот.
Несмотря на то что Троцкий в своем письме к членам партии от 8 декабря 1923 года выразил надежду, что ему «удастся вскоре справиться с малярией», такую самооценку его заболевания не подтвердило мнение врачей, консилиум которых состоялся 21 декабря. Нарком здравоохранения Семашко и пять врачей Лечсанупра Кремля пришли к выводу, что у Троцкого не малярия, а инфлюэнца, катар верхних дыхательных путей, повышенная температура (не выше 38°), потеря веса, утрата аппетита и снижение трудоспособности.
Врачи рекомендовали освободить Троцкого от работы и изменить климатические условия по крайней мере на два месяца. Этот диагноз был опубликован в «Правде» 8 января 1923 года.
Хотя диагноз, который поставил себе Троцкий, был неверным, он не симулировал болезнь. Очевидно, что острые события осени 1923 года стали для него непереносимым стрессом, который, как это было обычно для него, вызвал затяжную болезненную реакцию всего организма.
В то же время, не исключая того, что Троцкий не мог долго избавиться от болезненного состояния, следует учесть, что сознание своего общественного долга, как правило, заставляет государственного деятеля преодолевать недомогание. История дает немало примеров того, как ответственные руководители проявляли физическую выдержку в период наибольшей потребности в них. Тяжелая простуда не помешала Сталину осуществлять руководство страной в октябрьские дни 1941 года. Однако многие историки проявили снисхождение к простуде Троцкого и не допускали и мысли о том, чтобы он мог включиться в активную работу, не перестав чихать и кашлять.
Скорее всего, как и для персонажа пьесы В. Вампилова, утиная охота и ее последствия стали для Троцкого удобным предлогом для его бегства от сложных проблем жизни, прикрытием своего банкротства. Провал германской революции сделал неудобным для Троцкого обстановку, в которой он мог прийти к власти, и теперь поход оппозиции, которую он возглавил, был обречен на провал. Поэтому Троцкому было выгодно отмежеваться от оппозиции. Многие, в том числе М.Н. Покровский и неизвестный автор письма к И. Британу, возмущались неблагородным поведением Троцкого по отношению к тем сорока шести, к которым он так и не удосужился выйти, чтобы встать во главе их, спрятавшись в кремлевской спальне и наблюдая за их разгромом. Троцкий писал: «Я прохворал дискуссию 1923 г. против «троцкизма». Болезнь помогла ему избежать публичного отречения от оппозиции и тем самым «сохранить лицо» Троцкого в ее глазах, хотя это воздержание лишь усиливало недоверие к нему со стороны большинства политбюро.
Сталин ставил вопрос ребром: «За кого же, в конце концов, стоит Троцкий, – за ЦК или за оппозицию?» Сталин имел веские основания высказать неверие в то, что болезнь Троцкого достаточно серьезна, чтобы приковать его к постели: «Говорят, что Троцкий серьезно болен. Допустим, что он серьезно болен. Но за время своей болезни он написал три статьи и четыре новые главы сегодня вышедшей его брошюры. Разве не ясно, что Троцкий имеет полную возможность написать в удовлетворение запрашивающих его организаций две строчки о том, что он – за оппозицию или против оппозиции?»