С потерей сторонников в среде американских интеллектуалов Троцкий начал испытывать денежные затруднения. Среди людей, с которыми он в это время разорвал отношения был и Ривера, агитировавший во время мексиканских выборов 1938 года против Карденаса, который приютил Троцкого в Мексике. Ривера — единственный из всего окружения Троцкого — стал сталинистом. Троцкий покинул Голубой дом после двух лет жизни в нем, и это усугубило финансовые затруднения. К тому же Троцкий гораздо меньше и медленнее, чем раньше, писал. Он так и не пошел дальше первой части «Жизни Ленина»; работа над «Сталиным» подвигалась крайне медленно. Американские издательства были сначала щедрыми: «Даблдэй» выдал Троцкому авансы 5000 долларов за «Ленина» и 2000 долларов за «Обманутую революцию» (книга эта даже не окупила аванса), но к 1938 году издательство «Харпер» уже отказывалось выплатить какой бы то ни было аванс за «Сталина».
Троцкий не хотел писать эту книгу: он предпочел бы любую другую тему, в особенности давно задуманную совместную биографию Маркса и Энгельса. Он предпочел бы писать о любви, о дружбе, о человеческих отношениях. К тому же о жизни Сталина, особенно в ранний период, да и в эпоху Октября, было известно очень мало.
Статьи Троцкого тоже плохо покупались журналами, несмотря на то, что эпоха изобиловала кризисами: усиление Японии, Мюнхен, вооружение России. Троцкому снова пришлось одалживать деньги. Он вел переговоры с университетом о продаже своего архива, но, хотя названная им цена была совсем невысокой, переговоры целый год велись безрезультатно. Несколько его статей были приняты журналом «Лайф» — эссе о личности Сталина, статья о смерти Ленина. Статьи вызывали противоречивую реакцию. Первая из них (октябрьский номер 1938 года) вызвала раздражение попутчиков-либералов, которые бомбардировали редакцию направленными против Троцкого письмами. Троцкий расценил эти письма, как клеветнические, и заявил, что они составлены советскими агентами в Нью-Йорке. Вторая статья так и не была опубликована в «Лайфе»; редакторы требовали «неопровержимых фактов» о зловещей роли Сталина в смерти Ленина. Троцкий подумывал о том, чтобы подать на журнал в суд, но журнал в конце концов заплатил за эту статью. Позднее она вышла в свет в «Либерти».
Зимой 1939 года Троцкий снял в аренду большой полуразрушенный дом в предместье Койоакана; дом был окружен большим садом, в котором разросшиеся лиственные деревья перемежались с кактусами и агавами. По утрам в саду стоял громкий щебет сотен птиц, гнездившихся на старых деревьях. Дом стоял на берегу красивого ручья, который, впрочем, пересыхал в жаркое время.
Троцкий и Наталья отремонтировали дом без затей. Он был обнесен стеной, посетители должны были проходить через массивные железные ворота, которые сторож открывал, предварительно посмотрев в глазок. Полиция выстроила небольшой кирпичный домик в тридцати шагах от входа. Двери и окна были зарешечены, стены были обложены мешками с песком, была установлена сигнализация. Пять полицейских патрулировали вокруг дома круглые сутки, а за железными воротами Троцкого защищали его секретари — их было от восьми до десяти, почти все — американцы. Как и в Голубом доме, молодые троцкисты сначала выполняли функции сторожей у ворот, где впоследствии была возведена наблюдательная вышка; потом они переходили в дом, где выполняли секретарские обязанности, работали по хозяйству и, конечно, принимали участие в ежевечерних дискуссиях. Большая комната около входа в дом была отведена под библиотеку и секретариат: в ней было тесно от стеллажей с книгами, картотек, рабочих столов, пишущих машинок. Из библиотеки можно было пройти в столовую, в которой стоял большой стол светлого дерева, стулья, орнаментированные в испано-индейском стиле, и буфеты. Следующая комната — кабинет Троцкого — была квадратная, с высоким потолком. В ней было много света и воздуха. В кабинете стоял деревянный стол, на полке — сочинения Ленина в красно-синем переплете. Вся обстановка была предельно проста — только самое необходимое. Уклад жизни Троцкого не изменился. Он по-прежнему начинал свой рабочий день рано. Он сохранил свою гордую и величественную осанку, энергичную походку, живость реакций. Хотя его пышные волосы поседели, он не производил впечатления старика.