Трубачи трубят тревогу

В Ивче, вспоминая уроки Микулина, я усиленно готовился к полковым учениям. С адъютантом полка Петром Ратовым мы садились за стол и, раскрыв кавалерийский устав, с помощью спичек выстраивали на столе эскадроны и полки. Каждая спичка обозначала развернутый строй взвода. Чередуясь, один из нас подавал команды, другой, передвигая спички, совершал заданное перестроение. Затем мы приглашали Афинуса,  и в нашей хате с утра до вечера ревела оглушительная медь. Мы разучивали мотивы кавалерийских команд и тут же по сигналам трубы манипулировали на столе спичками-взводами.

Потом уже занятия, в которых принимал участие весь командный и политический состав полка, проводились в просторной ивчинской школе.

Сотник Силиндрик и прибывший из 6-го полка уралец Ротарев молча сносили «спичечную муштру», зато Храмков, как всегда морщась и фыркая, громогласно выражал недовольство.

Но после того как, спутав команды, он вклинился в строй соседних сотен, чем вызвал недовольство товарищей, отношение Храмкова к «спичечной забаве» стало меняться.

Наши усачи, искоса, в смущении поглядывая друг на друга, сначала несмело, а затем все дружней и дружней, как школьники, повторяли под аккомпанемент штаб-трубача уставные слова команд:

Всадники, двигайте ваших коней

В поле галопом резвей.

И тут же Ротарев, служака старой армии, озорно подпевал на тот же мотив неуставной, более ходовой текст сигнала:

Сколько раз говорил дураку:

Не держися ты за луку...

К уставным словам команды «Вызов коноводов»:

Коноводы, поскорей подавайте лошадей,

Подавайте лошадей, подавайте лошадей,

имелись, оказывается, и неуставные:

Вот попутал меня бес, я к монашенке полез,

Я к монашенке полез, я к монашенке полез...

На все команды, подаваемые трубой, имелись слова официальные и неофициальные, созданные армейскими озорниками и острословами. Вместе со служаками старой армии эти присказки перекочевали и к нам.

Всем нам нравились торжественные слова и мелодичные звуки сигнала седловки:

Всадники, други, в поход собирайтесь,

Трубные звуки ко славе зовут...

Всякий раз, когда в предрассветной мгле, носясь по сонным еще улицам, штаб-трубач исполнял мелодию этого волнующего сигнала, чувство боевого томления, стремление к чему-то возвышенному и труднодосягаемому рождалось в сердце начальника дивизии и в сердце рядового бойца.

Классом в ивчинской школе дело не ограничилось. Когда все командиры сотен, не сбиваясь, стали безошибочно выкладывать из спичек заданные строи, и не только своего подразделения, а и строи всего полка, мы вышли за село. На полях росли густые высокие хлеба, зато к нашим услугам была вытоптанная скотом толока. Тут уже вместо спичек действовали люди. Командир взвода изображал свой взвод. Занятия проводились пеше — по-конному. Правда, обходились без рыси и галопа, но после часа усиленного передвижения по кочковатому лугу у товарищей, особенно у тех, которые, строя фронт, вынуждены были выходить в общую линию из глубины колонны, чубы были мокрые.

И я, и комиссар Климов, и адъютант Ратов, и наша «партийная совесть» — Мостовой — все мы радовались от души, когда вечерами все чаще и чаще около штабной хаты усачи-ворчуны, бросив спички прямо на песок, с пеной у рта доказывали каждый свою правоту.

Быть может, я очень подробно описываю то, с каким трудом нам приходилось постигать все премудрости кавалерийской науки, но я не ошибусь, если скажу, что так же обстояло дело и у прочих политработников, которых партия выдвинула в командиры.

На занятиях по езде и вольтижировке затмевал всех кубанский казак Храмков, но и он поражался искусству степного наездника уральца Ротарева. Смуглый всадник с немного раскосыми черными глазами и выдающимися скулами, легко игравший трехметровой пикой, казался витязем, пришедшим в наши ряды из тьмы веков. И темно-гнедая, живая, словно налитая ртутью Бабочка была ему под стать.

— Настоящий Георгий-победоносец, — восхищался уральцем Храмков.

— А ты нашу уральскую песенку про великомученика Егория слышал?

— Нет, не приходилось, — ответил кубанец. 

Ротарев, лукаво сощурив монгольские глаза, запел высоким тенором:

Сам Егорий во бое,

Сидит на белом он коне,

Держит в руце копие.

Тычет змию в ж...е!

Параня Мазур — «законная хозяйка» толоки, как всегда с интересом наблюдавшая за командирскими занятиями, услышав конец «уральской» песенки, со словами: «Тьфу на вас, пакостники» — повернулась и направилась к лозняку, в гуще которого копошились ее чернорылые питомцы.

Максим Запорожец

Из Ивчи, где полк провел большую работу по изъятию дезертиров и оружия, нас перевели к северу от Хмельника, в большое и красивое село Пустовойты.