Трубадура

– Еще какой настоящий. По морям ходил – Балтийское, Северное, Норвежское, Баренцево. Потом списали на берег.

– Почему? – Вопрос вылетел сам собой.

– Пил, – после паузы просто сказала Тура. – Сильно. – А потом без паузы: – Кастрюлю в тот шкаф. Там, на верхней полке, твоя расписка лежит. И ты про Кокоса обещал рассказать.

– Не кокос, а Кос. – Вообще, на «Кокос» Стёпка реагировал обычно бурно и обидчиво, но сейчас почти не задело. – Я в греческом клубе играл два года. Фамилия – Кузьменко, Кузьма – это от греческого Косма. Так меня и перекрестили в Коса.

Она рассмеялась – мягко, без издёвки.

– А ларчик просто открывался. Греция, значит. Надо же…

Стёпка потрогал рукой на предмет надёжности и устойчивости древний на вид стул, оседлал его и неожиданно пустился в откровения:

– У меня там родственники. Дальние. Дед – грек. Константинас Георгадис. А меня что-то после армии никуда не брали – играть, я имею в виду. Тухляк был, короче. И я поехал с родней знакомиться. А там, – он щёлкнул пальцами, – р-р-раз, и сложилось. Понравился я «Олимпиакосу» – и два года за них играл.

– Ого! – Тура вручила ему несколько ложек и вилок. – А как тут оказался?

– Продали, – пожал плечами Стёпка, старательно вытирая между зубчиками вилку.

Она звонко рассмеялась:

– Продали? В Греции не в курсе про отмену рабства?

– Ладно, поймала, – ответно улыбнулся Степан, укладывая столовые приборы в ящик. – Это называется трансфер.

– И как тебе после трансфера тут?

– Нормально. Мне на родине привычнее. А по деньгам даже выгоднее.

– Знаешь… – Она выключила воду и обернулась от раковины. Оглядела его с ног до головы: верхом на стуле, копна черных кудрей, выразительные глаза и тонкий ровный нос. – Ты похож на грека. Я вот греков себе именно так и представляла.

– Знаешь, – в тон ей ответил Степан, разглядывая ее изящную фигурку в неизменном черном и светлые волосы. «Цвета льна» – вылезло откуда-то из памяти. – Ты тоже похожа на норвежку. Я норвежцев именно так и представлял.

– Здорово, когда люди не обманывают твоих ожиданий, верно? – сказала она вдруг.

И, пока Стёпка удивлённо таращил глаза, поспешно добавила: – Ты в душ идёшь? Я хочу принять ванну, раз матери нет дома.

– Нет, – качнул головой Стёпа. – Я после тренировки каждый раз душ принимаю.

Тура кивнула и вышла с кухни. Стёпка сладко потянулся. Чистый, сытый, довольный. День определённо стоит считать удачным.

От оптимизма мало что осталось, когда Стёпа устраивался спать. Не койка – финиш полный. Жёсткая, короткая. И одеяло до середины икр. Надо будет у Туры спросить завтра: может, у них есть одеяло подлинее? С этой мыслью Степан заснул.

Вопрос об одеяле был поднят утром на кухне.

– Тура, а у вас одеяла другого нет?

– Мёрзнешь, что ли? – Тура торопливо допивала кофе и доедала бутерброд с сыром.

– Ноги… торчат.

Она смерила его с ног до головы. Кивнула. А потом прыснула:

– А на кровати ты как? Помещаешься?

– С табуреткой нормально, – буркнул Стёпка.

Тут уже зазвучал звонкий беззастенчивый смех. А потом Тура посмотрела на часы и смех оборвался.

– Чёрт! Опаздываю! Степаша, овсянка на плите, ешь, пока тёплая.

– А-э… Благодарствую… – Он никак не ожидал, что ему предложат завтрак. И назовут Степашей. Спасибо, что не Хрюшей.

– Про одеяло вечером поговорим! – донеслось из коридора.

Вечером до одеяла дело дошло не скоро. Сначала был ужин. Восхитительный рассольник и жареная скумбрия с рисом. Ничего особенного, но вкусно – язык проглотишь. И было приятно, что в этом доме, за этим столом – Степан чувствовал – его постоянный зверский аппетит не является предметом для насмешек.

Павел Корнеевич утверждал, что здоровый мужчина, занятый физической работой, должен потреблять не менее трех тысяч килокалорий в сутки, громил новомодную систему дробного питания, приводя в помощь себе медицинские термины, из которых Стёпа опознал три. Тура с улыбкой, но молча приносила добавку. И Елены Павловны снова нет – это счастье, однако. Степан уже оценил.

После он привычно помог Туре убрать со стола. И так же привычно вытирал посуду, расставляя ее по уже примеченным местам. Заодно и время есть – поговорить.

– Слушай, Ту, может быть, мне вам денег добавить? А то обжираю вас регулярно.

– Как ты меня назвал? – Она резко повернулась к нему.

Как, как… Как в телефоне записал – так и назвал. Ему трудно давалось это имя – Тура. Оно было каким-то грозным и чужеродным, как рокот холодного северного моря. Нет, с учётом ее норвежских корней, оно, может, ей и подходит. Но ему не нравилось. Имя Ту – живее как-то. И короче.

– Извини, Тура. – Он старательно вытер чайную чашку профессора и поставил ее на блюдце с таким же рисунком. Это называется, как Стёпе объяснили, чайная пара.

– Нет, повтори, как ты меня назвал!

– Ту. – Он решил не вступать в пререкания. – Я тебя так в телефон записал. Торопился. Ну и это… по привычке.

– А знаешь, ничего. – Она наклонила голову, словно прислушиваясь. – Ту-ту-ту… Мне нравится. Называй. Разрешаю.

– Премного благодарен. – Степан перекинул через плечо полотенце. – Так что там с одеялом?