Трубадуры, труверы, миннезингеры

Расцвет пленительной весны
Я вижу полный пред собою.
Кто может хмуриться весною?
Такой веселою порою
Быть должен каждый из людей
Доступней чувству, веселей,
Чем был он в пору зимних дней.

Дни мира для меня скучны;

Иванов день все не приходит,
И день так медленно проходит,
Как тридцать дней; меня изводит
Их милый мир. Когда бы мне
Уступлен город был Дуэ,
Желал бы взять я и Камбре.

О, пусть виновник тишины

Болячку на глаза получит!
Ах, этот жалкий мир наскучит!
Что даст он нам? чему научит?
Что лучше времени и нет,
Как время битв, волнений, бед,
Филиппу[48] то не знать не след.

Он не знавал еще войны:

Еще при нем не отсекали
Ни рук, ни ног, мечом из стали
Голов в сраженьях не снимали;
Не показали ни Руан,
Ни Сэ ему болящих ран;
Он, говорят, в войне профан.

Филипп, король большой страны,

Не вел в ответ на оскорбленья
Войны кровавой, полной мщенья;
Да, в этом мало поученья!
Потом бы отдыха вкусил!
Коль юный битв не полюбил,
Он будет слаб, он будет хил!

Взгляни хоть с этой стороны,

Король Филипп: здесь честь страдает;
Тур податей не высылает,
А мир Жизорский[49]… кто не знает,
Какая это благодать?
Да, лишь начав борьбу опять,
Ты можешь честь свою поднять!

Но увещанья не нужны

Для «Да и Нет»[50], они напрасны;
Не любит мира воин страстный,
На подвиг трудный и опасный
Идет, не медля, он всегда;
И нет опасности, труда,
Чтоб он не шел сейчас туда.

Король французский — друг покоя,

 Совсем как добрый капеллан,
А «Да и Нет» — тот жаждет боя,
Как смелой банды атаман.

Заключенный между воюющими сторонами мир не нравился Бертрану, и он всеми силами пытался возжечь новую войну.

В это время прилетела в Европу из Святой земли печальная весть: 4 июля 1187 года при Хаттине на Тивериадском озере Саладином было разбито наголову войско христиан; в этой битве пал цвет христианского рыцарства и был взят врагами в плен король Иерусалима[51]. Сам Иерусалим открыл ворота Саладину в сентябре того же года. Со всех сторон послышались призывные крики и просьбы. Антиохийский патриарх ярко изобразил бедствия Обетованной земли в послании своем к английскому королю, архиепископ Тирский Вильгельм сам поспешил в Европу, а папа Григорий VIII в двух посланиях призывал все христианские народы к Крестовому походу. Все это вызвало в Западной Европе уснувшие было интересы. Религиозное одушевление могущественной волной прокатилось с одного ее края до другого. Французы нашивали на свои одежды красный крест, англичане белый, фламандцы зеленый и т. д. Само собой понятно, что Бертран живо откликнулся на это движение.

Из важнейших городов в руках христиан оставались еще Антиохия и Тир. Саладин направился против Тира, но встретил здесь геройское сопротивление со стороны Конрада Монферратского[52]. Бертран де Борн написал последнему послание и отправил его в далекую Сирию через своего жонглера Папиола. Мы перевели это послание с оригинала и предлагаем его вниманию читателей: