Из этого произведения мы видим, что обыкновенно пылкий до самозабвения Бертран не возложил на себя креста в ту пору, когда вокруг него кипело религиозное воодушевление, когда раскрывалось перед рыцарями широкое и славное поприще для новых подвигов. Он проповедует крестоносное предприятие, восхваляет его участников, грозится королям, возложившим на себя крест, Божьей карой, упрекает их за взаимное недоверие, забывая совершенно о том, какую деятельную роль играл он сам в развитии этого недоверия и вражды. Но сам он не отправляется в Крестовый поход и самую возможность своего участия ставит в зависимость от согласия той «блондинки дивной», которой он служит в качестве рыцаря. Такое объяснение, конечно, является не совсем благовидной шуткой. В том же произведении он ставит свое отправление в зависимость от королей. Но вот оправились в поход и короли, а наш трубадур остался дома.
Для объяснения этого факта выставляют в виде предположений две причины: недостаток средств и опасение, что брат Константин воспользуется его отсутствием и захватит Отфор. Первое объяснение вряд ли основательно. Мы знаем, как поступали в таких случаях малоимущие рыцари, да мы и не имеем никаких оснований считать Бертрана малоимущим. Мы знаем, что он трижды делал щедрые дары монастырю, в школе которого получил образование. Второе объяснение более солидно.
Но возможно и еще одно объяснение, которое мы не находим у Штимминга. Можем ли мы положиться на искренность сирвентов Бертрана, которые относятся к крестоносным предприятиям? Выше мы уже приводили примеры такой же горячности в других его сирвентах, но видели, что действительность была иной.