Трубадуры, труверы, миннезингеры

Увы! куда, минувшее, ты скрылось?
И было ль ты? иль все мне только снилось?
И жизнь моя была ли наяву
Иль сном была? ответить не могу.
Теперь пора настала пробужденья…
Но, Боже мой, какие измененья
Вокруг меня! Ни места, ни людей
Не узнаю, что в юности моей
Когда-то знал. Утратил безвозвратно
Я все, чем жил, что было так приятно!
Где детства сверстники? Увы мне! Вместо них
Я вижу стариков едва-едва живых…
Затоптан луг, порублена дуброва,
Одна река — остаток от былого —
Течет теперь, как и тогда текла.
О, боже мой, как много в жизни зла!
В иные дни и радость улыбалась,
Но что же от нее на долю мне осталось?
И эти дни пленительные где?
Так мимолетен след удара по воде.
Увы, увы!

А молодое наше поколенье

Внушает мне невольно сожаленье:
Печальны лица молодых людей,
Забот не знающих, не знающих скорбей!
Не так бы жить, поверьте, подобало
Всем тем, кто жил еще так мало, мало.
В какое я собранье ни войду,
Заране знаю, в нем веселья не найду;
И пляс, и смех заботы отогнали…
Печальный год; такого мы не знали!
Убором головы похвастать ни одна
Не может женщина… О, где ты, старина?
А рыцари в мужицкой их одежде!
И все теперь не то, что было прежде.
Из Рима к нам послания пришли,
С собой вражду и горе принесли.
Ужель теперь за радости былые
Мне суждено страдать? Слова пустые!
Слова греховные! Кто мыслит о земном,
Тому блаженствовать не суждено потом.
Увы, увы!

Увы! как все нам время отравило,

Что было так пленительно, так мило!
И в меде желчь находим мы теперь,
Прекрасен мир по виду, но не верь
Его цветам: он изнутри невзрачен,
И черен он, и, как могила, мрачен!
Кто прожил жизнь, тот мыслит об одном —
Загладить все греховное в былом
Своим раскаяньем недолгим в настоящем.
Вы, рыцари, оружием блестящим
Наделены: кольчугою, мечом,
Что в церкви освящен, и шлемом, и щитом!
На вашем месте я, нуждающийся, бедный,
Старался б заслужить себе в борьбе победной
Награду верную. Не в золоте она,
Не в лене дорогом. Награда мне одна
Теперь является желанной, неизменной:
Желал бы я копьем добыть венец нетленный!
Я б за море уплыл, и не слыхали б вы
Уж больше моего печального увы!

Умер Вальтер фон дер Фогельвейде, вероятно, вскоре после 1230 года. Место его вечного упокоения в саду Вюрцбургской соборной церкви, поддеревом, из-под ветвей которого разлетались по всему саду соловьиные песни. С его могилой связана прекрасная легенда. Будто бы поэт, любивший природу и резвых пташек, завещал, чтобы на его могильный камень насыпали пшеничные зерна и ставили воду для птиц, для чего он просил сделать в камне четыре углубления. И долгое время память великого певца свято чтилась, и птички каждый день находили на его могиле обильную пищу. Но в XV столетии капитул собора нашел более удобным потреблять эти зерна самому, сделав изменение в завещании Вальтера фон дер Фогельвейде, и в годовщину смерти певца каноникам стали раздавать пшеничные хлебы[139]. Сад, в котором был похоронен поэт, окружили крытыми галереями и высекли здесь эпитафию, написанную латинскими стихами: