Трудная позиция

— А вот этим уж пусть учебный отдел занимается, — резко, не задумываясь, ответил Забелин.

— Отдел не очень старается. У подполковника Аганесяна свои соображения на этот счет. Я разговаривал с ним.

— Я тоже разговаривал и его мнение знаю. А что вы предлагаете, интересно?

— Комиссию создать бы следовало.

— Значит, учебному отделу не доверяете?

— Не то чтобы не доверяю, но Аганесян, по-моему, заблуждается. Да и вообще, как это говорят, одна голова — хорошо, а две все же лучше.

Забелин глянул в глаза Осадчему и сказал, будто подвел черту:

— Нет уж, не будем создавать никаких комиссий. Есть у нас начальник учебного отдела, и пусть думает.

— А я полагаю, что комиссия все-таки нужна, Андрей Николаевич. И на педсовет вынести этот вопрос придется непременно.

Расстроенным и озадаченным вышел Осадчий из кабинета генерала, словно после ссоры с близким человеком, хотя никакой ссоры, по сути, не было, а был разговор, в котором, выражаясь официально, стороны остались на своих позициях. Но дело в том, что у Осадчего с Забелиным, помимо служебных отношений, были еще свои, личные. Завязались они много лет назад, во время трудных десантных боев за остров Эзель, на Балтийском море.

Вышло так, что Осадчего послали тогда в особый зенитно-артиллерийский полк на должность начальника артиллерийского вооружения. А полком тем командовал Забелин. В штабе армии о командире полка говорили как о храбром и умном офицере. Когда после мучительной болтанки на старом продырявленном осколками катере Осадчий добрался до командного пункта, скрытого в каменистых береговых утесах, и представился командиру, тот сказал сочувственно:

— Зря вы старались, вот в чем дело. Есть у нас начальник артвооружения. Не знаю, чего там кадровики мудрят. А впрочем, дело поправимое... — Он по-мужичьи почесал затылок под сизой от пыли пилоткой, подумал секунду-другую и вдруг предложил: — В замполиты хотите?

— Да нет, что вы, — запротестовал было Осадчий, — какой же я замполит? Я и докладов-то никогда не делал.

— А с солдатами вы когда-нибудь разговаривали? — спросил Забелин.

— Почему же не разговаривал, конечно, разговаривал, — улыбнулся Осадчий.

— Вот и давайте соглашайтесь, — не отступал Забелин. — А то мы сегодня утром своего замполита похоронили. Да и куда вам сейчас?.. Обратно, что ли, поплывете?..

Что верно — то верно, обратно только раненых увозили, да и то лишь таких, которых подлечить на месте невозможно было. И Осадчий остался. Почти три недели исполнял он обязанности замполита на горящем день и ночь острове. Исполнял бы и дольше, да новый, настоящий замполит вскорости прибыл, а его, Осадчего, в другой полк на свою должность направили. Но в личном деле у него так и осталось: «Сентябрь 1944. Остров Эзель. Замполит полка». Ну, осталось — и хорошо. Все же запись дорогая, памятная. А после войны эта самая запись обернулась вдруг для него неприятностью.

Началось все с рекомендации, которую написал он старшине Золотухину для вступления в партию. Золотухина знал Осадчий еще по совместным действиям на острове. Знал, как забрел он однажды в темноте к немцам, приняв их за своих артиллеристов, и даже уснул у них в окопе, не разобравшись. А на рассвете убежал с двумя неприятельскими автоматами и с очень важной полевой картой, выхваченной из планшета пристреленного на ходу унтера. В полку встретили Золотухина радостно, похвалили за удаль, никакого другого значения этому факту не придали. Убежал человек — хорошо, значит, с храбринкой, положиться на такого в трудном деле можно вполне. Так, собственно, и Осадчий расценил этот поступок. А в части, где служил Золотухин после войны, усомнились в его действиях на острове. Потому и к рекомендации Осадчего отнеслись с недоверием.

И тут пришлось Осадчему снова встретиться с Забелиным, объяснить ему ситуацию и попросить не остаться в стороне от такого несправедливого дела. Забелин в ту пору недалеко от Москвы в крупном гарнизоне служил и уже звание генерала имел. Принял он своего бывшего замполита очень тепло, по-дружески. Узнав о случившемся, так сильно расстроился, как будто не только его фронтовым товарищам, а ему тоже недоверие выразили.

— Ну нет, такого оставлять нельзя! — сказал он решительно.

И верно: в тот же день, несмотря на занятость, первым же поездом выехал в Москву, в Министерство обороны. С кем он встречался там и какие вел разговоры, про то Осадчий не знал, но дела его и Золотухина вскорости стали пересматривать. И пока не пересмотрели, Забелин не успокоился.

Когда, наконец, вызвали Осадчего в отдел кадров и сказали, что все обвинения с него и Золотухина сняты и что оба они остаются в армии, он взял бумагу и написал рапорт: «Теперь хочу в политработники».

В Главном политическом управлении долго раздумывали над желанием Осадчего: хотя бы на политических курсах человек поучился, а то ведь образование техническое, служба в войсках тоже техническая. Но все же решили в просьбе не отказывать: в конце концов, желание и вера — вот что главное, а знание и опыт — дело наживное.