Трудная позиция

— Вы понимаете, какая штука, Борис Афанасьевич. Природа схвачена здорово. Чувствуешь, что это наше, степное. Молодец Надя, подметила.

— Чудесная музыка, — рассеянно ответил Крупенин.

Корзун внимательно посмотрел на него и озадаченно поджал губы. Уже во дворе училища, в стороне от казармы, Корзун взял спутника под руку и, как бы между прочим, спросил:

— А вы, Борис Афанасьевич, что-то расстроились?

— Нет, ничего, — хотел было уклониться Крупенин. Но Корзун не отступал:

— Где там ничего? Вижу ведь, все вижу. А я, грешным делом, полагал, что Вашенцев так, случайно, тогда в клубе возле Нади оказался.

— А вы заметили? — удивился Крупенин.

— Конечно. Ну, ничего, — сказал Корзун ободряюще. — У вас еще все впереди. Возьмите да помиритесь. Недаром же говорят, что милые бранятся — только,тешатся.

— Не знаю, Владимир Семенович. Не знаю.

В городке всюду горели фонари, поблескивала наледь на дорожках после дневных ростепелей, было тихо и безлюдно. И наверное, от этой тишины небо над крышами казалось особенно глубоким и таинственным, а звезды мелкими и холодными, будто россыпь капели, внезапно схваченная морозом.

За проходной Крупенин и Корзун распрощались. И опять, прежде чем выпустить руку своего спутника, Корзун сказал ему:

— Учтите, Борис Афанасьевич. Сейчас у нее хорошее настроение после успеха. Поздравьте обязательно. Хотя бы открытку напишите...

«Открытка — это не то, — подумал Крупенин. — Уж лучше прямо сейчас у троллейбуса. Если, конечно, с телестудии она будет возвращаться на троллейбусе». И он, не задерживаясь, торопливо зашагал, вдоль дороги к ярко освещенной решетчатой будке, обозначавшей конечную остановку на городской трассе. У этой самой остановки и произошла когда-то его первая встреча с Надей. Он спросил ее тогда, что больше всего любит она в своем городе? Она подозрительно посмотрела на него и небрежно бросила: «Это ваша манера заводить знакомство на улице?» — «Нет, я просто хочу знать ваше мнение. Может, оно мне пригодится». — «А я не делюсь мнением на остановках...» Но тут налетел ветер, закружил, пыль на дороге, сорвал с Нади шляпу и погнал на другую сторону улицы. Крупенин кинулся за шляпой, поймал ее и, отряхнув от пыли, вернул девушке. Надя поблагодарила его. А когда сели в троллейбус, она повернулась к нему и спросила с сочувствием: «Вы, вероятно, новый человек в наших местах? Извините меня за невнимательность».

...Он пропустил уже два троллейбуса, а Нади не было. «Может, я опоздал? А может, ее отец на легковой отвез?» — терялся в догадках Крупенин. И решил: если Надя не приедет с третьим — больше не ждать.

Когда подошел третий, в дверях показалась Надя. Она тоже заметила Крупенина и как-то сразу стушевалась. Рядом с ней был Вашенцев. Он взял ее под локоть и суетливо, с подчеркнутой вежливостью помог сойти с подножки.

Крупенин стоял до тех пор, пока Надя и Вашенцев не скрылись из виду. И по тому, с какой приметной неловкостью держалась она рядом со своим провожатым, как потом словно ненароком дважды оглянулась, Крупенин понял, что пришел он сюда вовсе не напрасно, что для Нади это его появление тоже, вероятно, небезразлично.

Добравшись до общежития, он прямо в шинели и шапке уселся за стол и торопливо, не отрываясь от бумаги, написал: «Степная фантазия» великолепна. Хотел поздравить при встрече, но... И все-таки надеюсь, что такая возможность будет. А пока заочно жму руку, крепко, крепко, от души...»

33

Запах весны, густой и волнующий, струился в воздухе. И хотя зима жестоко сопротивлялась, то нагоняя бураны, то сковывая морозными утренниками лужи, снег оседал и таял, как подмоченный сахар. Казалось, что сама земля уже не хотела томиться в долгой и грустной спячке и всюду выставляла свои вязкие рыжие проталины.

Была суббота. День подходил к концу. Курсанты третьей батареи, весело хлюпая сапогами по лужам, возвращались из парка в казарму. Третий раз уже за последнюю декаду они чистили ракетную технику и, несмотря на то, что очень сильно намаялись, чувствовали себя счастливыми.

Больше всех повезло сегодня Красикову: он протирал и смазывал агрегаты и механизмы в кабине наведения. Правда, выполнял он свои обязанности под строгим наблюдением самого командира батареи и все время боялся получить замечание за какую-нибудь оплошность. Но все обошлось хорошо. После работы командир сказал ему при всех курсантах:

— Молодец, Красиков, доволен я вами.

И еще радовался;Красиков тому, что сегодня канун выходного, в канцелярии лежала приготовленная для него увольнительная записка, с которой он мог после восемнадцати часов отправиться в город. Он уже дважды вынимал из кармана бумажку с Люсиным адресом и перечитывал ее, хотя помнил все наизусть: «Улица Вязовая, дом 17, рядом с клубом швейников и старой татарской мечетью».

Раздалась отрывистая команда лейтенанта Беленького:

— Раз-зойдись!

Красиков быстро вбежал в казарму и принялся готовиться к городскому отпуску: вычистил сапоги и до сверкающего блеска натер пуговицы на мундире.