Трудная позиция

Генерал Забелин появился в дивизионе вскоре после утреннего осмотра курсантов и, нигде не задерживаясь, поднялся на четвертый этаж в кабинет командира.

— Ну что тут у вас произошло вчера вечером? — спросил он, желая узнать о заседании бюро подробно.

Вашенцев такого, вопроса не ждал. Он думал все эти дни, что генерал вызовет его к себе и скажет с упреком: «Эх, майор, майор, что же вы подвели меня с педсоветом-то?» Но почему-то не вызвал и не сказал. Он словно забыл и о рапорте Красикова, и о педсовете.

— Значит, подготовиться решили? — Забелин медленно и задумчиво постучал по столу своими тяжелыми пальцами. — Что же, правильно. Поговорить вам, товарищи, нужно серьезно.

— Очень серьезно, — торопливо вставил Вашенцев. — Только я сомневаюсь, товарищ генерал, будет ли толк из этого разговора.

— Поживем — увидим.

— А я уже вижу, товарищ генерал. Раньше Крупенин еще переживал как-то, пытался вроде понять ошибку, А теперь опять все пошло по-старому. Что бы я ни говорил — как горох об стенку. А тут еще орден подоспел.

— Ну, это вы зря. — Забелин строго посмотрел на Вашенцева. — Орден орденом, а служба службою. Орден — не охранная грамота.

— Да я-то знаю. А вот секретарь парткома вчера даже не упрекнул Крупенина ни разу, как будто не о нем речь шла.

Забелин и сам уже догадывался, зачем приходил на бюро полковник Осадчий, но заводить сейчас разговор о нем с майором Вашенцевым не стал, а внушительно посоветовал:

— Не забывайте только, что за дивизион в ответе прежде всего командир. И вы тут без оглядок, пожалуйста, Олег Викторович. Понимаете?

— Понимаю, товарищ генерал. У меня есть еще один вопрос к вам. Разрешите?

— Какой же?

— Нельзя ли Крупенина перевести на другую должность, куда-нибудь поближе к технике? Любит он ее и пусть занимается. Может, пользу даст.

Забелин поднял голову, неторопливо спросил:

— А как он сам на это смотрит?

— Не говорил я еще с ним, — ответил Вашенцев.

— Поговорите. Если будет желание, подумаем. А теперь вот что… — Забелин отвернул край шинельного рукава и посмотрел на часы. — Я сейчас уеду в штаб округа на учебные сборы, пробуду там, вероятно, дней пять-шесть. Смотрите тут, чтобы никакой самодеятельности. План есть план. А что касается Красикова… Я говорил с ним. Просит не отчислять.

— Это Крупенин его так настроил.

— Возможно. Но вы не выпускайте Красикова из виду, Олег Викторович. И, если что заметите, принимайте меры немедленно. А педсовет мы соберем, не беспокойтесь.

Вашенцев слушал генерала внимательно. Слушал и думал, что зря он, пожалуй, сентиментальничал вчера с Осадчим. Нужно было все-таки заставить Крупенина объясниться и дать почувствовать, что отвечать за собственную беспечность ему придется непременно. «Ну ничего, — успокоил себя Вашенцев. — Наперед умнее буду».

Вскоре после ухода генерала майор отправился в третью батарею. Курсанты в это время завтракали в столовой. Казарма с длинными, строгими рядами одинаковых коек показалась Вашенцеву настороженной, неуютной. В распахнутые форточки врывался свежий морозный воздух и настойчиво растекался по дощатому полу.

— Закройте! — приказал Вашенцев дневальному. Пока тот выполнял приказание, появился Крупенин, доложил, что в батарее спокойно, никаких происшествий не произошло.

— Очень спокойно, — проворчал Вашенцев. — Больше некуда.

Для начала он походил с Крупениным по казарме, придирчиво осмотрел, как заправлены койки. Из некоторых тумбочек вытащил лишние вещи, листы бумаги с какими-то замысловатыми фигурами. Возмущенно вздохнул:

— Опять ребусы?

Он вспомнил: когда-то Крупенин уверял его, что шарады и ребусы — хлеб ракетчиков, просил далее включить их в план самостоятельных курсантских занятий. Лотом курсанты его батареи стали приходить с ребусами в учебные классы. И Вашенцеву пришлось срочно наводить порядок. А теперь вот ребусы в тумбочках…

— Ох, Крупенин, Крупенин, и когда вы повзрослеете?

Войдя в канцелярию, Вашенцев прямо в шапке уселся за стол и, заметив конверт, на котором было написано: «Варваре Сергеевне Красиковой», сказал:

— Это правильно. Только почему вы пишете его матери? Отцу же надо.

Крупенин объяснил, что сын сейчас очень сердит на отца, и потому лучше написать матери.

— Бросьте вы… сердит, — загорелся Вашенцев. — Вот и будете разбираться: этот сердит, а этот строг. Мило-весело. Отец есть отец. Он глава семьи, хозяин в доме. Ему и пишите.

— И все-таки я написал бы матери, товарищ майор, — сказал Крупенин.

— Опять вы свое, — возмутился Вашенцев. — Эх вы, шарады-ребусы!.. Я же сказал, пишите отцу и вызывайте его сюда. Пишите сегодня же.

— Хорошо, напишу отцу, — ответил Крупенин.

— И еще вот что… Увольнительных Красикову не давать. На каникулы оставить при батарее. Ясно?

— А может, лучше не оставлять? — спросил Крупенин.

— Никаких «может». — Вашенцев поднял руку и резко опустил ее на стол, как бы сказав этим, что приказ есть приказ.