Трудно быть ангелом

Я согласно кивала головой, потому что будущее было почти неуловимым, а настоящее – било под дых. Но однажды, открыв глаза, я поняла, что страх перед тем самым будущим, в котором может быть сожаление, убивает мое настоящее.

В тот день меня разбудил вопрос. Не Тима, который безмятежно дремал рядом. Вопрос прозвучал в моей голове, как отголосок сна, где я бродила по какому-то сырому лесу и терла глаза в попытках проснуться.

Этот вопрос могла бы задать Стерва или Пофигистка – так четко и почти цинично он прозвучал.

– Что ты делаешь для того, чтобы быть счастливой?

Я лежала с открытыми глазами, чувствуя теплое присутствие Тима, а в голове жужжало одно-единственное слово – «ничего».

Я очень многое сделала за последние месяцы, чтобы окончательно почувствовать себя несчастной. Можно сказать – приложила к этому массу усилий, усугубив ситуацию до той степени, когда мой организм сам сказал «Стоп!» и просигналил красной лампой боли.

Я тихонько выбралась из постели, забралась в ванную и набрала по мобильному Асю. Она, как и полагается настоящей йогине и мастеру тай-цзы, уже давно была на ногах.

– Я – двоечница!

– Что такое? – Она рассмеялась в трубку. – Ты опять решила подкормить своего Критика? Думаешь, он порядком исхудал?

– Нет, я, правда, двоечница! Я тут поняла, что весь этот год старательно делала себя несчастной. С завидным упорством!

– Это верно. – Ася не спорила. – Но ты все делала правильно.

– Ничего себе – правильно! Загнала себя в такую яму! – Я посмотрела в зеркало на бледную физиономию с болотным румянцем.

– Ты – глупая девочка! А еще Ангелом зовешься! – Ася говорила насмешливо и ласково одновременно. – Неужели тебе до сих пор непонятно, что главный шаг в решении любой проблемы – это ее увидеть? Если бы ты не стала окончательно несчастной и не начала задыхаться в своей собственной жизни – ты бы так и не осознала, что тебе давно пора расчищать свое пространство.

– Угу, – пробормотала я, вникая в сказанное.

– А теперь пора приниматься за уборку! – бодро провозгласила Ася.

Разумеется, объявить уборку было легче, чем ее начать.

Мне приходилось подвергать ревизии все составляющие моей нынешней жизни, пристально оценивая их на предмет нужности для моего – и только моего! – счастья. Составляющие сопротивлялись.

Отношения с Тимом были уже явно за гранью того, что делало меня счастливой.

Я стала торопить его с поисками квартиры, стремясь поскорее остаться наедине с собой.

И поскольку Тим уже не был частью моей жизни, я впервые позволила себе все делать исключительно так, как требовалось моей оголодавшей душе. Как героиня «Сбежавшей невесты» я пробовала жизнь заново, определяя на вкус – что мне подходит, а с чем пора расставаться.

Я перестала соблюдать какой-либо режим питания, заходя на кухню только тогда, когда мне на самом деле хотелось есть. Если в холодильнике в этот момент не было ничего, вызывающего аппетит, я выпивала стакан воды и уходила.

Я перебрала весь свой гардероб и раздала или выбросила примерно треть вещей – все, надев которые, я не испытывала радости, или хотя бы удовлетворения при взгляде на себя в зеркало. Ушло бесполезно лежавшее желтое пончо, розовый свитер, превращавший мою фигуру в бесформенный клубок, порядочная часть застиранного белья, тщательно заштопанные колготки, странная бархатная юбка, пара нелепых футболок, серое скучное (но такое качественное!) пальто и т. п.

Кроме того, я навела уборку в архивах и выбросила часть безнадежно хранимых тетрадей, в которых мертвым грузом лежали чужие мысли, засушенные как тараканы. Лекции, записи с тренингов, которые когда-то казались такими важными, стопки журналов с моими статьями, кучи рекламных проспектов, лежащих на всякий случай, театральные программки, путеводители по каким-то музеям, в которых я была много лет назад, красивые глянцевые билеты из этих же музеев. Я выгребала и выбрасывала все это с чувством недоумения и облегчения: словно, чем меньше вещей меня окружало – тем легче дышалось. Так оно и было на самом деле. Все эти бумаги, тряпки, сувениры, которым я когда-то придавала столько значения, в итоге оказались мишурой, которая давно поблекла и не давала даже намека на праздничную радость. По настоящему дорогих для меня вещей, при взгляде на которые сердце начинало радостно плясать, оказалось на удивление немного.

Покончив с квартирой, я задумалась об офисе. А точнее – о своей работе, которая долгое время питала мои амбиции. На очередной пресс-конференции, где, включив диктофон, я даже не потрудилась слушать, я взглянула в себя и не обнаружила там ни малейшей радости. Ни по поводу информации, которая щедро лилась на меня из эфира. Ни по поводу предстоящей обработки этой информации и написания текста. Моя работа, хотя и не вызывала у меня отвращения, но давно уже перестала быть источником вдохновения.