Трудно быть львом

У него была та же улыбка, что у его сына Уильяма-младшего. Может быть, я в нем ошибся тогда, на корабле? Жалко, что я не мог говорить, я бы сказал — пусть, несмотря ни на что, передаст привет своим отцу, жене и сыну. Он махнул мне рукой на прощанье и пошел обратно к своей машине, а я отправился посмотреть, что там с зеброй, которую он убил. Уже издалека я увидел, как мой друг отгоняет от нее стадо шакалов и начинает есть на глазах у орлов, нетерпеливо ожидающих своей очереди. Я присоединился к нему, время от времени поднимая голову и оглядываясь в поисках раненой львицы. Но в тот день я больше ее не увидел.

Встреча с этой львицей была первым знаком предстоящего поворота в моей кочевой жизни. Тогда я еще не знал, что в будущем она станет моей подругой. Я снова встретил ее как-то ночью. Мне не спалось — вой шакалов лишил меня покоя. Я направился в их сторону и обнаружил, что какая-то львица только что растерзала там зебру и шакалы окружили ее, пытаясь отнять у нее добычу. Я решил защитить ее, хотя не знал, было это решение льва, увидевшего самку, или рыцарский поступок скрытого во мне человека. Как бы то ни было, мне удалось прогнать эту воющую стаю. Возможно, я бы даже присоединился к ее трапезе, но есть мне не хотелось. Когда рассвело, я увидел заживающий шрам на ее плече и сразу понял, что мы уже встречались.

В то утро мой друг лев был явно чем-то встревожен. Он беспокойно бегал с места на место, рыча и нюхая воздух. «Может быть, он учуял мою львицу и ее добычу», — подумал я. Но потом я и сам почувствовал уже знакомый запах стаи львов. Я не знал, как вести себя в таких случаях — бежать или выжидать развития событий? В конце концов, я решил вести себя так же, как мой друг. И когда он вышел против ветра на отчетливый и сильный запах, ударивший в наши носы, я последовал за ним. Там, на поляне, действительно расположилась небольшая львиная семья — большой самец и две львицы. Одной из них была та, со шрамом. При свете дня мне были ясно видны темные пятна на телах этих львиц, и я понял, что обе они еще молоды, потому что такие пятна обычно характерны для подрастающих львят.

Мой друг поднял голову, тряхнул гривой и издал воинственный рык, сердито подняв хвост. Я сделал то же самое. Я видел, что он намерен сражаться, и решил поддержать его в предстоящей схватке. Мы вышли на бой. Я думал, что чужой лев испугается, но он яростно сопротивлялся. Интересно, что львицы не бросились ему на помощь. Возможно, сражение кончилось бы серьезными ранами для нас и совсем плохо для него, но я предпринял чисто человеческий маневр: когда мой друг напал на чужого льва спереди, я обошел его и попробовал напасть сзади. И тогда он покинул поле боя. Попросту говоря, удрал. А мы громким рычанием провозгласили нашу победу (а заодно, как я понял потом, и захват окружающей территории вместе с двумя молодыми львицами).

С того дня моя жизнь круто изменилась. Наконец-то я понял, что охота вовсе не входит в обязанности льва-самца, так что стыд, который я раньше переживал в связи со своими охотничьими неудачами, не был так уж оправдан. Теперь я проводил целые дни в ленивом покое, потому что нашей с другом обязанностью была в основном охрана захваченной территории. Еду должны были добывать львицы. Поэтому я лежал и дремал на утреннем теплом солнце или же следил за львицей с зарубцованным плечом, которая вызывала у меня все возрастающий интерес. В этой дремоте, то и дело переходившей в сон, я проводил большую часть суток. Время от времени мы оба, я и мой друг, поднимались и устрашающим рычанием прогоняли предполагаемую дичь в сторону наших львиц, залегших где-то в траве. Мы лишь изредка присоединялись к ним, чтобы помочь в охоте. Зато к трапезе мы присоединялись всегда.

Постепенно я понял, что и наши львицы охотились совсем не так, как я пытался охотиться вначале. Они редко гнались за добычей — куда чаще они сначала бесшумно подкрадывались к ней, а потом неожиданным и мощным рывком бросались на нее из засады. И еще одно. Пару раз случалось, что большой леопард выхватывал добычу у второй нашей львицы. Хотя я и слышал ее отчаянные вопли, но не бросился к ней на помощь. Мне не хотелось подниматься. Тем более что я выбрал себе в подруги другую львицу. Однако и мой друг тоже не сдвинулся с места, и это подтверждало, что я вел себя, как положено льву. Он, наверно, уже забыл наши первые дни, когда мы кормились воровством, но у меня была человеческая память, и я по-прежнему помнил все, что было вначале. Кто знает, какая судьба ожидала бы меня в саванне, если бы я не встретил его. Я мог превратиться в бездомного бродягу, воровать добычу и всю жизнь есть падаль.