Трудно допросить собственную душу

Этот голос пригвоздил ее к земле. Она чуть не присела, чтобы сделаться меньше и незаметней, потому что сразу поняла, что произошло. Потом она медленно повернулась и увидела Анна. Слава богу, он был один!

— Что это значит? — злобно спросила она. При этом Олеся как-то забыла, что обещала встретиться с ним этим вечером.

— Что? Ничего… — ответил он, обнимая ее и целуя в обе щеки. Его непосредственность лишала ее силы воли, она просто не могла оттолкнуть такого душку-парня. Он вел себя так, словно знал ее уже сто лет. — Я так рад, что тебя встретил!

— Слушай, ты что, живешь на этом бульваре? — сощурила она свои холодные глаза. Ей часто говорили, что глаза ее могут заморозить живую рыбу, но этот тип не смущался, он просто не смотрел в них. Бежал рядом по бульвару, ухватив ее за рукав, и быстро болтал на своем ужасном английском:

— Катрин уже ждет… Мы сделаем шикарные снимки… Ты молодец, что согласилась! Идем!

— Куда?!

— В метро, — невинно ответил он. — Да что ты, мы же договорились!

— Ты за мной следил?! — Олеся остановилась, вырвала у него руку, губы у нее задрожали от злости. — Ты следил?! Что это значит?!

— Да не следил, просто встретил, случайно… — уверял он, причем явно врал.

Олеся прикусила губу, чтобы унять дрожь, и медленно пошла рядом с ним. «Зачем я так нервничаю? — спросила она себя. — Может быть, он правда случайно… Нет, не может быть! Париж все-таки не деревня, тут не встретишься случайно! А если он следил, тогда прекрасно видел все мои маневры перед домом… Черт! Что теперь делать?! Не идти с ним? Не стоит… Он еще ничего, но его девица… А если я не пойду, тогда он подавно решит, что я подозрительна…» Она решила, что до метро еще успеет от него отделаться, но тут же обнаружила, что он ловит такси.

— Ты что делаешь?

— Мы можем опоздать! — нервно говорил он, подбегая к остановившейся машине. — Она ждет! Садись же!

И втолкнул ее в машину. Олеся чуть не застонала от бешенства. Отказаться она не успела — они уже ехали куда-то, она сразу потеряла ориентацию.

— Катрин ждет на улице Дюдевилль, — объяснил он. — Там моя квартира. Это неподалеку от бульвара Де-ла-Шапель. Не бойся, обратно мы тебя тоже отвезем на такси. Где ты живешь?

«Так я тебе и сказала! — подумала она. — Подонок, что он себе позволяет!»

— Так где ты живешь? — настаивал он, одновременно гладя ее колено и закуривая «Голуаз». — Хочешь? — Он сунул ей сигарету, она машинально взяла, прикурила… Задохнулась от крепкого дыма, сердито ткнула ему сигарету в лицо:

— Я такого не курю!

Шофер слегка повернул голову и сказал что-то Анну, тот ответил, они рассмеялись. Заговор мужчин. Олесю тошнило от дыма, от этих рож, от вечернего Парижа, который все же был прекрасен… Но она не видела в этом городе ничего родного, ничего милого, он был так красив и далек, как если бы располагался на Луне… Сейчас ей подумалось, что она отдала бы свой контракт, деньги, весь Париж за одну возможность оказаться в беленькой студии, в московской квартире, рядом с ним…

— У меня мало времени, — предупредила она. — Вы ничего не успеете сделать.

— Снимков пять! — небрежно ответил он. Одну сигарету он курил, другую держал в руке. — Подумаешь! Катрин профи, она все сумеет наладить… Не боишься сниматься? Многие боятся в первый раз. Я подобрал на улице классную девчонку, но она оказалась шлюхой, к тому же была простужена… И боялась камеры. Ты совсем другого сорта, верно?

— Того же самого, — ответила она, глядя в окно. — Все мы на один лад.

— Врешь! — расхохотался он, причем его рука еще крепче сжала ее худенькое колено. — В тебе есть настоящий шик, как тебя до сих пор не заметили… Ничего, я буду первым!

Она злорадно улыбнулась, глядя в окно. Вспомнила, что по контракту не имеет права работать с другими фирмами. Подумала об ответственности, но тут же отмела эту мысль — Катрин и ее парень никак не могли считаться фирмой.

— Ты рада? — неожиданно спросил он.

— Чему? И убери свою руку.

— Ты обиделась? Я по-дружески…

— Не люблю таких друзей. Убери руку, — спокойно сказала она. — Думаю, Катрин не понравилась бы такая дружба.

— Ты сумасшедшая, — обиженно ответил он, но руку убрал. — Все польки такие?