Трудно допросить собственную душу

— Что? — Она встрепенулась, глядя на Феликса. Рядом с ним стоял милиционер в черной кожаной куртке, с эмблемой МВД на рукаве, с красным грубым лицом.

Феликс, ни слова не говоря, отступил на шаг назад. Второй милиционер, который, оказывается, стоял рядом, нехорошо посмотрел на него, перевел взгляд на Лизу.

— Предъявите документы!

— У тебя есть документы? — спросила Лиза, жалко глядя на Феликса.

— Есть… — пробормотал он. — Сейчас… — Глаза у него были отчаянные и совсем черные. Лиза едва держалась на ногах. «Сейчас нас отпустят… — стучало у нее в голове. — Не может быть, чтобы его узнали… Сейчас нас отпустят…»

Феликс протянул свой паспорт. Его быстро просмотрели, и Лиза услышала:

— Пройдемте к машине.

«За что…» Она не сказала это вслух, тем более что глупо было спрашивать. Феликс был москвичом, у него была прописка. Не было никаких причин вести его в отделение, кроме одной… И тут он сделал какое-то движение, и она увидела в его руке пистолет. Она сама не поняла, что было дальше. Бросилась ему под руку, стремясь оттолкнуть пистолет. «Если он выстрелит в мента, все пропало…» — была единственная мысль. Она толкнула его руку, выпрямилась, увидела его лицо… Как будто что-то сильно толкнуло ее в грудь. Какой-то странный треск. Покачнувшаяся улица. Чувство безграничного изумления. Они все еще стояли лицом к лицу, но только потому, что ей некуда было упасть. Потом ее охватило чувство полной беспомощности. Она не могла больше стоять на ногах. Странное чувство — ничего не можешь сделать. Что-то творится с тобой, с твоим сердцем, и нужно стоять очень осторожно, чтобы не упасть…

Она упала. На ее новом белом пальто показалась кровь.

В одном из кабинетов на набережной Орфевр сидели двое — инспектор и его помощник. Они курили и уныло смотрели в окно. В кабинете было невыносимо душно, инспектор в конце концов включил кондиционер.

— Ну что, вам по-прежнему не нравятся слишком простые дела? — спросил его помощник. — Ведь мы ее так и не нашли. А вы говорили, что найдем ее в тот же вечер. Домой она не вернулась.

— Значит, это она, — вяло ответил инспектор. — Лишний раз доказывает, что киска убила этого старого борова. Только за что? Хотел бы я знать… Его жена утверждает, что ничего не пропало.

— Бессмысленное убийство? — предположил помощник. — Она ненормальная, как все эти девчонки-модели.

— Если бы тебя слышал Мишель Леватон…

— А вам не кажется, что он что-то скрывает? Девчонка пропала бесследно. Никуда из Парижа не уезжала, мы проверили все вокзалы и аэропорт…

— А машины ты не проверил?

— Да, но в таком случае ее скоро найдут. Все данные разосланы. Ее трудно не заметить… — Помощник снова взял журнал и вгляделся в лицо на обложке. — Кстати, совершенно чокнутые глаза!

Зазвонил телефон. Инспектор поднял трубку, послушал, сказал:

— Давайте ее сюда. — И бросил помощнику: — Ее нашли. Сейчас приведут.

— Где она была?

— В кафе. Сидела спокойно за столиком.

Помощник торопливо пригладил волосы.

— Что? — усмехнулся инспектор. — Хочешь ей понравиться?

— А вдруг повезет!

Ее ввели в кабинет двое полицейских. Она шла спокойно, не глядя по сторонам. Длинные волосы слегка спутались. На шее висел эмалевый образок на тонкой золотой цепочке. Одета она была, пожалуй, слишком легко для пасмурного дня — короткая юбочка, тонкая кофточка… Села на предложенный стул, уставилась в стену.

— Она не говорит по-французски, — сказал помощник, заглядывая в ее дело. Все сведения об Олесе сообщил им Мишель Леватон. — Знает английский.

— Ну так и допрашивай ее! — бросил ему инспектор. — Я по-английски не говорю.

Помощник радостно уселся перед Олесей, спросил:

— Как дела?

Она не ответила.

— Ты знаешь Бодо?

— Веди допрос по форме! — предупредил его инспектор. — Иначе я тебе врежу! Спроси, где она была вечером десятого сентября? И есть ли у нее алиби, выясни! И кто может его подтвердить?

Помощник задал Олесе все эти вопросы, но не получил ни одного ответа. Она по-прежнему смотрела в стену. Одно веко у нее немного подергивалось.

— Скажи девочке, что ей лучше заговорить, — посоветовал инспектор.

— Малышка, не надо так сидеть… — заявил ей помощник. — Мы тебе не сделаем ничего плохого. Отвечаешь на наши вопросы и идешь на свидание с твоим милым. У тебя есть парень?

— Скажи, что, если она будет молчать, мы ее отправим в камеру.

— Малышка, я не хочу, чтобы тебя посадили в камеру с разными шлюхами… Ответь мне, где ты была вечером десятого сентября?

Молчание. Отсутствующий, замороженный взгляд.

— Может быть, она рехнулась с горя? — нерешительно предположил помощник. — Смотри, как она выглядит!

— Она не принимает наркотики?

— Леватон утверждает, что нет. Но она курит.

— Предложи ей сигарету.

Перед Олесей возникла пачка американских сигарет, но она даже не взглянула на них. Помощник огорченно закурил сам.

— Если она не заговорит, я пойду обедать, — устало сказал инспектор. — Мне пора что-нибудь съесть. А она пусть посидит в камере.

— А что она делала в кафе?

— Мне сказали, что ела курицу.

— Молодец! — усмехнулся помощник. — Во всяком случае, она живая. А то я уже начал сомневаться!