Трудное счастье

— Кент! — Она кинулась за ним, но ой тремя прыжками преодолел ступеньки, и входная дверь уже закрывалась, пропустив его. — Кент! — Моника сбежала по ступенькам и распахнула дверь. — Кент, подожди! Пожалуйста, дорогой, не бери машину! Мы можем еще поговорить… мы можем…

— Мама, возвращайся домой!

— Но, Кент…

— У тебя было восемнадцать лет, чтобы смириться с этим! Дай мне хотя бы несколько часов!

Хлопнула дверца автомобиля, взревел двигатель, и сын слишком быстро развернулся, не вписавшись в поворот, и умчался, оставив на асфальте следы от тин.

Глава 8

Для Тома возвращение домой было полно всех мук ада. Как он расскажет Клэр? Как она это воспримет? Как сообщить все детям? Вдруг они станут думать, что их отец — ничтожество, безнравственный тип? Лжец, который обманул их мать в канун свадьбы и скрывал свою ложь все эти годы?

Вначале он скажет Клэр — она заслужила, чтобы узнать все первой, — а потом уже они все четверо, с детьми, будут участвовать в тяжелой сцене, которая наверняка последует. Клэр имеет право услышать обо всем наедине с ним, может быть, ударить его, или обозвать, кричать и плакать, выразить свои чувства любым способом, и чтобы дети не видели и не слышали этого.

Когда Том приехал домой, дети убирали в своих комнатах и где-то наверху гудел пылесос. Клэр он обнаружил, когда она, стоя на четвереньках, протирала нижнюю полку комода. Какой же беззащитной она казалась, и ничего не подозревающей, и считающей, что они уже все выяснили и простили друг друга, занимаясь любовью. Ничего она не знает.

Он присел на корточки позади нее, думая о том, какую боль ему придется сейчас ей причинить.

— Клэр?

Она резко выпрямилась и ударилась головой.

— Ой, черт. — Потирая ушибленное место и скривившись, она опустилась на ковер.

— Прости, я думал, что ты слышала, как я вошел.

— Не-ет, не слышала. Ух, как больно.

Она выглядела двадцатипятилетней в этой бейсболке, джинсах и помятой рубашке. Том почувствовал, как его сердце заполняет безраздельная любовь, и ощутил новый укол совести. Он сжал ее руку.

— Ты в порядке?

— Выживу.

— Клэр, кое-что произошло, и нам надо поговорить… чтобы дети не слышали. Ты не поедешь со мной?

Ее рука медленно сползла со лба.

— Что случилось, Том? Ты ужасно выглядишь. — Не отрывая взгляда от него, она поднялась на колени. — Что произошло?

Он взял ее за руки, поднимая с ковра.

— Давай проедемся. Пошли. Том позвал детей:

— Робби, Челси! Идите сюда на минутку. Когда они пришли, он продолжил:

— Мы с мамой уедем на час или около того. Когда мы вернемся, я хочу, чтобы вы были дома, ладно?

— Конечно, папа. А куда вы едете? — спросила Челси.

— Я вам все расскажу, когда мы вернемся. Заканчивайте уборку. И чтобы из дома ни ногой, понятно? Это очень важно.

— Конечно, папа, — удивленно, но послушно ответили оба.

В машине Клэр сказала:

— Том, ты меня до смерти пугаешь. Скажи, в чем деле.

— Через минуту. Давай доедем до начальной школы. Там во дворе пусто, и мы сможем поговорить.

Она сидела, словно оцепенев, и только смотрела на профиль мужа, пока тот подъезжал к зданию и сворачивал за угол, где была игровая площадка. В этой школе учились когда-то их дети, здесь они играли в «классики», катались на «тарзанках» и устраивали всяческие соревнования. Здание школы и площадка, купающиеся в лучах послеобеденного солнца, пробудили в душе Тома ностальгию по тем временам.

Он выключил двигатель и сказал:

— Давай пройдемся.

Клэр, колеблясь и предчувствуя беду, вышла из машины. Том взял ее за руку. Они пошли по траве через поле для игры в софтбол, и вскоре их подошвы уже поднимали облачка пыли на площадке. Различные игровые приспособления геометрическими фигурами темнели на фоне почти сиреневого неба, приближался час заката. Они подошли к качелям, сделанным в форме подковы, и сели. Качели висели низко над землей, а землю под ними покрывали опилки, в которых детвора протоптала дорожки. Клэр держалась за холодные стальные цепи, Том сидел, сложившись вдвое, как баскетболист на скамейке запасных. Они не раскачивались, просто сидели, вдыхая лесной запах опилок, чувствуя, как сиденье врезается в ноги. Наконец Том, откашлявшись, произнес:

— Клэр, я люблю тебя. Это первое, что я хочу сказать, и самое легкое. Все остальное намного труднее.

— Что бы это ни было, Том, говори скорее, потому что, черт побери, ожидать еще ужаснее!

— Хорошо, хорошо, начинаю. — Он набрал полную грудь воздуха. — За шесть дней до начала занятий ко мне в кабинет пришла женщина, чтобы записать в школу своего сына, который оказался и моим сыном тоже. Я никогда и не подозревал о его существовании. Она не сообщала мне, поэтому я ничего не знал. Его зовут Кент Аренс.

Их взгляды встретились. Том подумал, что до конца жизни будет помнить выражение ее глаз — этот шок, и неверие, и уходящую надежду. Клэр словно окаменела, и только ее глаза жили да руки намертво вцепились в качели.

— Кент Аренс… — прошептала она, — твой сын?

— Да, Клэр. — Он постарался, чтобы это прозвучало как можно мягче.

— Но… это означает… — Она пыталась сопоставить даты.