Трудное счастье Калипсо

«От тюрьмы и от сумы не зарекайся», – вся народная мудрость не стоит ломаного гроша, когда тебя ведут в тюрьму. Разум отказывается верить в реальность и неотвратимость происходящего, все эти двери и ворота еще не успели захлопнуться, но уже ты во власти страха, одиночества и абсолютной беспомощности. Игорь почти не удивился, открыв дверь и увидев помощника следователя и двух полицейских. Он понимал, что разговор еще не окончен и у следствия непременно появятся вопросы. Он уже смирился со своим почти арестантским образом жизни – ему самому видеть людей не хотелось, разговаривать было не с кем и не о чем. И еще следствие. «Без этого людского «дребезга» даже лучше. Я хоть могу сосредоточиться и логически объяснить происходящее», – думал Игорь и, переходя из комнаты в комнату, снова и снова прокручивал в голове минувшие события. Вечерами он долго сидел на балконе и смотрел на исчезающую в черничной тьме прибрежную воду. Смотреть телевизор, читать газеты и журналы он не мог – было сложно сосредоточиться на мелькающих картинках или черных строчках. Жизнь присутствовала где-то рядом, но его, Игоря Давыдова, не затрагивала. Ему сейчас важней всего были собственные воспоминания. Мелькали отрывочные фразы, взгляды, намеки. Казалось, еще чуть-чуть, и найдется ключевое слово, то самое, все объясняющее, всплывет в памяти важная деталь, и останется только перевести облегченно дух и ждать Светлану. Ничего подобного, к ужасу Игоря, не происходило. Наоборот, страшное воспоминание настигало его все чаще и чаще, заставляло с нетерпением ждать разговора со следователем. В присутствии Боева Игорь чувствовал себя увереннее. Казалось, они решали общую задачу, вот только к решению шли с разных сторон. Боев, пылая справедливым гневом, через обвинение, а Игорь – в сомнениях и муках совести, через защиту. Вот и сейчас, открыв дверь, он воскликнул:

– Я вот еще что вспомнил…

Мирко вежливо его перебил:

– Это очень хорошо, что вы вспомнили, но сейчас вам лучше собрать необходимые вещи. У нас на руках постановление о вашем задержании.

Игорь почувствовал, как внутри все опустилось. Он взял протянутые ему бумаги на русском и болгарском языках. К собственному удивлению, он смог все внимательно, не торопясь, прочесть, задать интересующие вопросы, уточнить, где он будет находиться, можно ли сообщить друзьям о происшедшем и как связаться с консулом. Мирко, ожидавший совсем другой реакции, смотрел на него с удивлением – из суетливого, вызывающего неловкость «субчика» Игорь Давыдов превратился в спокойного и полного достоинства человека.

– Возьмите необходимое, предметы туалета, смену белья, книги. Если что-то забудете или что-то понадобится – я вам постараюсь принести, – Мирко деликатно отвернулся от раскрытого платяного шкафа. Полицейские, сопровождающие его, наоборот, внимательно наблюдали за действиями Игоря. Достав маленькую дорожную сумку, Давыдов положил в нее зубную щетку, полотенце, жидкое мыло, две смены белья, какие-то мелочи, книгу. Постояв в раздумьях, он вдруг вспомнил, как где-то читал, что в тюрьме всегда нужны теплые вещи, чай и сигареты. Немного поразмыслив, он достал тонкий шерстяной свитер, махровые носки.

– Мы могли бы по дороге купить сигареты и чай?

– По дороге – вряд ли, но я вам обязательно принесу.

– Спасибо.

Игорь закрыл сумку и вышел в коридор. Дверь опустевшего номера опечатали, и группа, стараясь не привлекать внимание, вышла из отеля. Когда Игорь садился в машину, Мирко, улучив минуту, чтобы его никто не слышал, произнес:

– Успокаивать не буду, но все-таки старайтесь не падать духом.

Помощник следователя, который первым обратил внимание Боева на некоторые нестыковки в показаниях Игоря Давыдова и напрямую уличил подозреваемого во лжи, никак не мог решить – стоит ли жалеть этого человека. Что, если они ошибаются и Давыдов невиновен? Тогда он пострадавший, ведь именно у него пропал близкий человек. Мирко еще что-то хотел сказать, но тут вспомнил, что подобная раздвоенность проявлялась в его поведении всегда, когда приходилось человека сопровождать в тюрьму. Игорь же не хотел слушать слова утешения и сочувствия – это сделало бы уязвимой ту «броню», которая вдруг, откуда ни возьмись, появилась.