Трудное время для попугаев

Почему ей не везет? Может, потому, что она какая-то несовременная? Угораздило человека родиться с такой устаревшей красотой, которая раньше ценилась, а теперь не смотрится. Да еще одевается она так… Нет, нормально, в общем, но во все такое теткинское, безликое. А эта прическа – кулак гегемона! Надо же так упрятать роскошную до пояса гриву! Хоть бы раз пошла в салон, посоветовалась.

Ей надо что-то с собой делать. Во-первых, макияж – обязательно! Немного похудеть, килограммов на пятнадцать – это уж точно. Так жить, в натуральную величину, способен каждый, но ведь если можно что-то изменить, почему не попробовать? Потом – эти жуткие кофты внатяг, с расплющенными цветиками, ромбиками и прочими фиговинками! Их надо распустить, все до одной, покрасить в черный и связать заново длинный свободный жакет, воротник шалькой, никаких круглых под горлышко вырезов… Ей нужны длинные бусы из лазурита или темного агата. Можно даже самые простые, деревянные, но в сочетании с цепью или кожаным шнуром… Можно столько всего напридумывать, даже из того, что есть, было бы желание! Но желания, как видно, нет.

Я разглядываю тетю Лиду, прикидывая всевозможные варианты ее будущих превращений, но она истолковывает мой взгляд по-своему: «Ой, забыла!» И вытаскивает из сумки сверток. «Не поднялся. Дрожжи пересохли!» Она протягивает мне на сей раз плоский, кепкинский пирог, к тому же несколько пригоревший с одного боку. Видно, не в самом прекрасном настроении она его пекла: тети-Лидины пироги – летопись ее одиноких вечеров. Хотя она не очень-то и одинока. Например, ее выбрали старшей по подъезду, теперь к ней многие обращаются за помощью: у кого-то из-под двери украли новый половик, кому-то в двенадцатом часу ночи звонили, а на вопрос «кто?» – молчали, и в глазок ничего не было видно, наверное, зажимали пальцем. Тетя Лида строит предположения, советуется с мамой, но тоже так, чтоб не слышал папа, – для него это не проблемы, и он опять возмутится: «Чем у вас забита голова?!»

Когда папы нет дома, тетя Лида с мамой говорят свободно о чем попало: о деньгах, о том, как выводить бородавки, о борьбе с молью, о возвращении Курильских островов, о засолке огурцов и выражении лица жены президента… Иногда они торопливо обсуждают сразу несколько тем, боясь не успеть до прихода папы. Прямо-таки виртуозы разговорного жанра! Взяв хороший разгон, они подчас забывают обо мне и начинают о чем-нибудь таком… Но мама спохватывается: «Чего ты здесь? Иди учи уроки!» – «Какие уроки? – смеюсь. – Каникулы, мам!» – «Все равно, займись делом. Что, у тебя дел нет? Манера подслушивать… Тоже, Лид, смотрю, – переключается она на тетку, – что-то у моей девки с лицом не то. Боже мой, брови нащипала! А в столе, представляешь, бумажка лежит: „Подготовка к конкурсу красоты“. Вот чем голова забита. – И тут же снова ко мне: – А ты знаешь, куда потом эти красотки попадают? Не знаешь? Вот и сиди, пока отец с матерью берегут, а то потом навоешься, да никто не услышит!»

Я никого ни в чем не разубеждаю, а молчаливо соглашаюсь или не соглашаюсь, это уж мое дело. Им скучно, когда никто не противоречит, и разговор выходит на новый виток. Теперь ими с жаром обсуждается участь трех сумасшедших, бежавших на днях из психбольницы, – им об этом сообщили по телевизору… И так до прихода папы.

Папа возвращается, позвякивая ключами. А мама с тетей Лидой тем временем успевают переглянуться, как люди, вовремя завершившие опасное мероприятие. С приходом папы тетя Лида взглядывает на часы, начинает прощаться, напоследок идет с мамой в кухню, и там, под шипение сковородок и чайника, они еще минут двадцать полушепотом, перебивая друг друга и поглядывая в коридор, опять говорят о ценах, о хроническом колите одной их общей знакомой, у которой муж – боксер и собака – боксер, о телепередаче «Про всё», о забродившем варенье, которое надо потихоньку переварить. «Ладно, Том, я пошла…» – раз десять за время кухонного эндшпиля порывается к двери тетя Лида, но лишь на словах. Ее плотная фигура западает глубже и глубже в уютный провал между окном и холодильником. «Даша, – оборачивается ко мне мама, – иди к отцу, сыграй с ним пока в шахматы, что ли. Я – сейчас, у меня готово, скоро позову». Это она намекает запавшей тете Лиде, что ей – пора, теперь уж точно пора, ничего не поделаешь… И тетя Лида уходит. До следующего раза.