Трудное время (ЛП)

— Я столько много раз пытался представить, как ты будешь прикасаться ко мне. Но тогда я так сильно заблуждался. Я никогда и не догадывался, как это будет чувствовать только твой аромат. И твоих свечей. И… — Он тихонько замычал, забывшись от нежных прикосновений рук к его голове. — И насколько будет тихо. Так тихо, что я слышу, как ты ко мне прикасаешься.

И, правда. Шепот весенне-зеленного атласа, движение моей груди у его руки, пока я накачивала его. Кожа к коже. Так много дыхания, и шорох матраса, когда он двигал своим нетерпеливым телом.

— Чего ты хочешь сегодня? — спросила я.

— Все, — сказал он, наблюдаю за моей рукой. — Чего хочешь ты?

— Почему ты скучал больше всего?

— По всему, — сказал он снова. — Всего понемногу.

— То, что ты представлял на свое день рожденье…

— Твой рот.

Я кивнула.

— Если ты хочешь, — сказал он с грязной надеждой на лице.

— Ляг на спину. — И позволь мне ублажать тебя.

Он устроил несколько подушек у изголовья и улегся полулежа. Он хочет иметь хороший обзор, — подумала я с радостной дрожью. Передо мной открывался умопомрачительный вид — это мощное, великолепное тело разлеглось на моей кровати, напряженное в ожидании. Он помог мне избавиться от его трусов, затем расставил для меня свои бедра.

Я переместилась на колени и локти, обхватив его своей рукой. Я забыла аромат возбужденного мужчины. Я забыла, что мне это нравилось. Я отвергла все, кроме самых нежных, романтичных воспоминаний о сексе после Джастина, но, когда я поднесла Эрика к своим губам, я столько много вспомнила. Темные вещи, которые возбуждали меня, когда я была моложе. Брутальные вещи. Брутальные мужчины. Я заперла эти потребности в коробке, не доверяя им так долго… Но он не сломает меня, осознала я, беря Эрика между губ, чувствуя, как он напрягается словно пружина. Я заперла эти вещи — упаковала их, и подписала их «Не для меня, больше нет». Но сейчас они возвращались вспышками, поспешными темными желаниями. Вновь моими желаниями.

— Да. — Он выгнулся, когда я сомкнула губы на его головке и почувствовала тяжесть его рук на своих плечах, затем на шее.

Все вернулось ко мне, этот факт. Я никогда не была такой голодной, желая просто вкусить самую сокровенную кожу мужчины, вкусить его возбуждение. Почувствовать его желание на своем языке и между губами. Слышать его глубокий голос, пробирающийся через тени как ветер.

— Боже, Энни.

Его руки были не требовательными, но и не нежными. Теплые пальцы в моих волосах вторили движениям, побуждая, но не принуждая. Его дыхание стало резким, и каждый незначительный рык и вздох зажигали меня изнутри. Я выпустила его, встретив его взгляд.

— Я хочу слышать тебя.

Его лицо заалело, губы разомкнулись, глаза одновременно горели и заплыли дымкой.

— Да?

— Да. Стони. Или говори со мной. — Только этот голос, преобразованный от того, что я заставляю его чувствовать.

— Не хочу сказать что-нибудь не так.

— Ты не скажешь. Я хочу слышать все, что ты думаешь. Романтичные, или отвратительные, или злые, или любые другие мысли. Все, что приходит на ум.

Он кивнул.

Я снова взяла его вовнутрь, он мгновенно наградил меня протяжным, глубоким стоном. Он отразился по всей длине его большого тела, и комната, казалось, стала темней, вкус, и аромат его возбуждения стал острей.

— Да, — промурлыкал он, кончики пальцев снова направляли. — Я не чувствовал этого так долго. Ничего столь мягкого или сладкого. Ничего, что так сближало меня с кем-то.

Я глубоко вбирала его — глубже, чем было комфортно, и более агрессивно, но в этот момент моя потребность поглотить его затопила все остальное. Мне требовалось удовлетворить его потребность. Почувствовать его разрядку и подчинение…

— Остановись, — внезапно сказал он, почти умоляя.

Я отстранилась и взглянула ему в глаза.

— Я слишком близок. На грани.

— Я не против, если ты… вовсе нет.

Он покачал головой.

— Не так. Не сегодня.

Так часто он отдавал эти приказы…, но как долго он не был в состоянии контролировать свои переживания?

— Все, что пожелаешь, Эрик.

— Лицом к лицу.

Тепло расцвело во мне.

— Конечно.

— Но сначала позволь мне попробовать тебя, — сказал он, передвигаясь, побуждая меня поменяться местами. — Я так подготовлю тебя. И возьму себя в руки, прежде чем сорвусь.