— Я так… я так благодарна, пожалуй, за то, что ты дождался меня. Или польщена. Или что-то в этом роде. Чтобы ты ни чувствовал ко мне, это стоило того, чтобы дождаться.
— Ты знаешь, что я чувствую к тебе. Я говорил тебе прошлым вечером, в баре.
Он заговорил, согревая меня своим дыханием через свитер.
— Ты же позволишь мне, снова с тобой встретиться, так?
Я пригладила его волосы.
— Да, конечно позволю.
Он оттянул мой воротник, обнажив мое плечо и, поцеловал меня в него, затем позволил мне встать и легонько шлепнул меня по заднице. Я готовила завтрак мужчине, повинуясь его приказам сидеть на его коленях, и получала шлепки по заднице. Это могло бы быть в каком-то смысле смешно, если бы я не была так чертовски без ума от него.
— Мне бы хотелось иметь возможность отвести тебя в какое-нибудь хорошее место, — сказал он, когда я вернулась к готовке.
Я поводила тающим кусочком масла по сковороде.
— Мне это не важно. Да и потом в Даррене все равно нет хороших мест.
— Все равно, однажды. Я накоплю денег, и свожу тебя куда-нибудь. Возможно, на день святого Валентина.
Я улыбнулась ему, налив тесто в шипучий бассейн.
— Мне понравились места, в которые ты отправлял меня прошлой ночью. И нам даже не пришлось покидать мою постель.
Его щеки как всегда слега порозовели, улыбка была застенчивой.
— Мне тоже понравились эти места.
— Ты что, смущаешься? — подразнила я его. — Ты — мужчина, который обманом заставил меня написать ему грязные письма в помещении полном заключенных.
Он засмеялся.
— Я обманул тебя только в тот первый раз. Не строй из себя невинную овечку за то, что последовало после.
— А ты будешь по-прежнему писать мне любовные письма, теперь, когда ты на свободе?
Он состроил игривое лицо.
— Если ты хочешь.
— Ты можешь отправить мне письмо по электронной почте, пока я буду в Южной Каролине. Расскажешь мне обо всем, что я упущу, находясь вдали.
— Хорошо.
Я улыбнулась, перевернув пузырившиеся блинчики.
— Ладно, что ты собираешься делать на Рождество? Поедешь домой навестить свою семью? И напомни еще раз, как называется твой дом?
— Кернсвилл.
— Точно.
— Он где-то в двадцати милях от того озера, у которого мы останавливались. Но все зависит от погоды. Если будет снег и появится дополнительная робота, я останусь здесь. В праздники двойная оплата. Да и потом, я не очень хочу ехать домой. Мой отец, кажется, постоянно бушует, а я не особо хочу с ним связываться. По крайней мене, не сейчас.
— Ты не много о нем рассказывал.
Он пожал плечами.
— Они до сих пор женаты с мамой, но это ничего не значит, ни для кого из них.
— Ты сказал, твоя сестра похожа на него. Какое слово ты применил? Дикая?
— Ага. Он постоянно что-то затевает. Все время ждет какого-то препятствия, или что нарисуется какая-нибудь схема. Он не самый плохой мужчина в мире — никогда не бил маму или нас, и он больше недоумок, чем настоящий кровопийца. Еще он не пример для подражания. В основном, он неудачник. Лентяй. Невежа.
— Лодырь.
— Он просто такой, какими все становятся там.
— Но ты не такой.
— Раньше я так думал…, но блин. Я был заключенным. Это рушит всю мною накопленную порядочную репутацию.
— Чем ты занимался до Казинса? — спросила я его. — Какой работой?
— Всей, что подворачивалась. Стройка, демонтаж, охрана. Ездил на грузовике у лесозаготовительной компании несколько лет. Все, что оплачивалось неплохими деньгами и находилось в незакрытом помещении, и для чего не требовался диплом.
Я передала ему тарелку с двумя блинчиками, поставила бутылку с сиропом и масленку, достала для нас столовые приборы. Я положила третий блинчик на свою тарелку и села, наши колени соприкасались под маленьким столом.
— Меня сводили с ума, — продолжил он, — времена, когда я не мог найти работу в течение недели или двух. Я терпеть не мог некоторые из своих должностей, но я никогда не понимал, как кто-то может выдержать просто сидеть на месте и ничего не делать.
— Я тоже. — Я подумала о Джастине, которому уже двадцать восемь, но в душе по-прежнему шестнадцать, прозябает целые недели за выпивкой и видео играми со своими дружками. И как много часов я сидела рядом, наблюдая, умирая от скуки?
— Я нервничал как никогда, когда узнал об освобождении — что, черт возьми, я буду делать, если у меня не будет ничего на примете. Если я застряну дома, вынужденный застрять с мамой или сестрой. И какое это ужасное чувство. Словно я потерял все это время и оказался в большем дерьме, чем был. Или словно все будут смотреть на меня, как будто я превращусь в своего отца — пустая трата пространства.
— Полагаю, нужно благодарить бога за то, что тебе попался твой начальник.