Трудности белых ворон

— А который час? Ого! Уже шесть часов! Ничего себе…Глебка, я скоро!

— Люсь, да не надо ничего, и ехать не надо! Я потому и звоню… Сбежал я оттуда, Люська!

— То есть как это — сбежал? Ты с ума сошел, Глебка? Почему?!

— Да бесполезно все это, Люсь! Не смогу я… Они говорят – надо полное облучение пройти и несколько курсов химиотерапии. Я там насмотрелся на этих облученных и обхимиченных… Нет, не смогу я. Лучше уж так, как есть.

— Глеб, вернись немедленно в больницу! — закричала Люся в трубку. – Ты слышишь? Вернись немедленно! Не смей, Глеб! Нельзя так, ты что! Мы же всю ночь с тобой об этом говорили… Ты ж совсем уже в себя поверил, и вдруг перетрусил!

— Да не струсил я, Люсь. Просто не смогу, и все. Это мой выбор. Каждому свое , наверное. И вот еще что. Ты это…Прости меня. Спасибо тебе за все. И будь счастлива со своим, как бишь его…С Молодцом своим! Он ведь, знаешь, любит тебя по–настоящему. Полными ложками…

— Глебка, ну что ты такое говоришь! — заплакала в трубку Люся. – Как ты можешь, Глебка… А ты где сейчас? Давай поговорим еще…

— Я на вокзале. Скоро мой поезд. Проходящий…

— Я сейчас приеду, подожди!

— Да нет, не надо. Не успеешь уже. Сейчас только посадку объявили. Ну,

все, пока ! Будь счастлива. И обо мне ничего не узнавай, ладно? Живым

меня запомни – и все…

— Глебка! Подожди! Глебка! – закричала она в трубку, слушая короткие гудки отбоя. – Как же так, Глебка, подожди…

Упав головой на руки, она расплакалась, забилась в надрывной безобразной истерике. Из своего кабинета выскочила на ее отчаянный крик Лариса Александровна, смотрела с ужасом. От входной двери бросился к ней Илья, засуетился тут же бестолково с водой и носовым своим платком. Экран компьютера коротко мигнул, словно от испуга, и завис напрочь на набранном почти полностью тексте первого в ее адвокатской практике судебного иска по трудовому спору…

23

Илья медленно вошел в свой подъезд, не спеша поднялся по темной лестнице. Как быстро наступили сумерки, он и не заметил… Он вообще ничего не чувствовал целый день – ни голода, ни пронизывающего мартовского ветра, не замечал ни слепящего солнца, ни городской весенней суеты. Все время только видел перед собой то глаза Глеба, вытравленные–выбеленные страхом, то Люсины глаза, опухшие и проплаканные насквозь…И мысли в голове плавали противные, скользкие и мерзкие, как эта его, Глебова, лимфосаркома. Казалось, что с каждым шагом они падают из головы прямо на каменные лестничные ступеньки и разбиваются вдребезги, обдавая его противными мутными брызгами…

Открыв своим ключом дверь, он тихо вошел в прихожую. «Гости у них, что ли?», — подумал устало, услышав доносившиеся из кухни голоса. — « Вроде бы никто не собирался…»

— А вот и Илюшенька наш пришел! – преувеличенно–радостно сообщила кому–то мать, выходя к нему в прихожую. – А к тебе гость, Илюшенька… Отец твой из Краснодара приехал. Что ж ты мне ничего не сказал, что ездил к нему? И тетя Нора тоже хороша – заговорщица старая…

Вслед за матерью в прихожую выскочил и его отец – тот самый доктор Петров, только другой совсем – улыбающийся, раскрасневшийся, раскинувший широко руки…

— Ну, здравствуй, сын! Ты прости меня, что я тебя того… Не признал тогда! Вот возьми и прости сразу! Хорошо?

— Хорошо… — растерянно улыбаясь ему навстречу, эхом повторил Илья.

— Ну, вот и отлично! Пойдем, поговорим!

Он обнял его за плечи, заглянул в глаза, даже потряс немного, как грушу, словно примериваясь–пристраиваясь к нему, как к чему–то новому, но уже как бы и к своему, собственному, родному.

— Вот и ладно! – с улыбкой глядя на них, тихо проговорила Татьяна Львовна. – А мы пойдем с Андрюшей, погуляем немного по воздуху, а то у меня от вашей водки уже голова разболелась.

Илья, как в тумане, смотрел на образовавшуюся вокруг него суету, ни на минуту не выпуская из поля зрения Петрова, словно боялся, что он возьмет да и исчезнет в одночасье. Вот тяжело прошла мимо него, грустно подмигнув, в свою комнату тетя Нора, вот мать с Андреем Васильевичем уже одеваются в прихожей, вот она хлопотливо повязывает ему шарф на шею… Надо же – его отец здесь! Вот это да… Нет, этого просто не может быть…

— … Ты меня слышишь, сын? — донесся до него, словно издалека, его голос.

— Что? – переспросил Илья, вздрогнув. – Извините, я задумался…

— Понимаю. Задумаешься тут. Только думать мы с тобой потом будем. Ладно? А сейчас у нас времени мало. Поезд у меня ночью… Я и приехал–то затем только, чтоб сказать – я действительно твой отец, парень. Вот он я — есть. И ты у меня – есть. Прости дурака старого, что отфутболил тебя тогда! Не знаю, чего меня обнесло. Ани, наверное, испугался. Она хоть и понимающая жена, да слишком много неприятностей ей от меня перепадало…

— Да я и не обиделся, что вы! Я ведь тоже только посмотреть на вас приезжал – и все…

— Слушай, давай на «ты», ладно? А то твое «выканье» по совести, как наждак, скребет.

— Хорошо. Только мне трудно так, сразу.