Трудности воспитания (СИ)

Их упорно тянуло друг к другу: как отдельные пазлы, стремящиеся собраться в единую картинку, как важные детали механизма, жаждущие вновь функционировать.

На прощание Висмут сказала ему: «Я знаю, что ты делаешь, и понимаю, зачем, но я не собираюсь класть свой камень им на наковальню. Ты вот-вот войдёшь в логово львов, Стивен, и твоё счастье, что ты один из них. Если кто и способен рычать с ними на одном языке, то только ты», — словно возлагая на него ответственность за их будущее и за будущее всей планеты.

Однако такая ответственность была ему чужда. От него никогда не ждали чего-то великого — чего-то такого, что совершила его мать. Его, напротив, от такой ответственности ограждали всеми силами.

Перед Алмазами он не испытывает того же страха, что и Ляпис; ему не хочется вытянуться по струнке, как Жемчуг; он не пылает ненавистью, как Висмут. Алмазы обращаются с ним, как с самым дорогим сокровищем, не обращая внимания ни на что вокруг, обещая выполнить все его маленькие прихоти — прямо как и предупреждала его Жемчуг.

Он слышал, что Розовая была всеобщей любимицей, что даже Белая относилась к ней по-особенному, и лишь надеется, что со временем это не изменилось.

Внутри покалывает от нарастающего предвкушения чего-то нового: на Родной мир, как-никак, было очень интересно взглянуть. Это дом его матери, место, где она росла, где её воспитывали, её родина — мир, о котором Стивен ничего не знал, о котором ему практически ничего не рассказывали.

— Мы прибыли.

Картинка, которую он выстроил в голове, в корне отличается от того, что он видит сейчас. Столица самоцветной империи представлялась ему чем-то величественным, возвышенным, но сейчас перед его глазами — лишь расколотый на кусочки мёртвый мир, удерживаемый опоясывающими его кольцами.

— Родной мир… — выдыхает он, не в силах оторваться от разрушенной планеты.

Комментарий к Я думала, что мне будет тяжело прописывать всю эту рутину размышлений Голубой и Жёлтой о том, как бы сберечь Розовую, и вообще описать их заботу по этому поводу, но на самом деле пишется очень легко и непринуждённо.

Мимолётное упоминание Шпинель, роль которой я слегка изменила в сравнении с фильмом, пришло в мою голову вообще случайно.

====== Часть 33 ======

Белая ждёт Розовую уже шесть тысяч лет — терпеливо, с улыбкой на лице, как ей и полагается. Розовая пока ещё глупая, не понимающая, сколь она важная и особенная для империи в общем и для Верховной правительницы в частности.

Как жаль будет упустить такое сокровище — иных у Белой просто не найдётся, иных нет и не будет: сокровищница расколота, разбита и более не способна создать что-то подобное. Возможно, в будущем они найдут подобную святыню, которую Белая немедля разграбит, постарается создать что-то такое же или даже лучше, но вероятность мала, просто невероятно мала.

Сейчас ей остро не хватает чистого розового цвета — не обязательно видеть, а просто знать, что он рядом, что Розовая вернулась и в любой момент может озарить империю сиянием своего камня. Это похоже на одержимость, причины которой Белая прекрасно осознаёт и ничего с этим не делает.

Блёклые оттенки, испускаемые Розовой Жемчужиной, служат утешением всё меньше и меньше. Совсем скоро вернётся сама Розовая — и Белая подготовила ей надлежащий приём.

Их уже ждут толпы самоцветов, вышедших приветствовать вернувшихся Алмазов: стоят в чётких рядах, поделённые на цвета, радостно скандируют, не до конца понимая чему, но выполняя приказ свыше.

Судя по потерянным выражениям лиц Голубой и Жёлтой, это не их рук дело, а раз не их — значит, остаётся только Белая. Стивен не может понять, в чём здесь смысл, и выдаёт глупость:

— Может, всё не так плохо…

— Розовый Алмаз, — раздаётся чёткий голос Белой Жемчужины, незаметно подлетевшей к кораблю, пока они были отвлечены своеобразным приветствием. — Ваше присутствие необходимо.

— Пойдём, Голубая, — тяжело вздыхает Жёлтая, для уверенности взяв сестру за руку. Жемчужина сухо оглашает:

— Необходимо присутствие только Розового Алмаза.

Улыбка, застывшая на её лице, заставляет Стивена поёжиться, и он нервно пятится назад, когда она приближается к нему.

— М-может, мы можем… — Жемчуг прикрывает глаза, пытаясь казаться более дружелюбной, встаёт рядом и закрывает их обоих пузырём. — Стой, что ты!.. — Жемчуг не реагирует ни на одно его слово или движение, и это действительно пугает, заставляет замолчать от греха подальше, прервать фразу на середине.

Внутри разрастается паника от неизвестности: куда его ведёт эта Жемчужина и зачем, почему она такая… безжизненная? Он совсем не ожидал оказаться оторванным от Гранат, Аметист или хотя бы Жемчуг, да даже от тех же Алмазов, от которых хотя бы знал, чего ожидать — всё оказалось слишком неожиданным и сумбурным.

Жемчуг оставляет его в каком-то помещении и немедля исчезает, не переставая жутко улыбаться. Он даже не успевает заметить, как она сумела пройти сквозь стену, он ничего не успевает вокруг себя замечать — и вдруг слышит восторженный возглас: