Трудные дни сорок первого

Сейчас, без малого через полвека после нападения фашистской Германии на Советский Союз, на этот и другие вопросы военные историки дают довольно подробные ответы, но каково было тогда? Многого не понимали не только рядовые бойцы, но и мы, политработники и командиры. Мы не знали даже, как идут дела у наших боевых товарищей из мехкорпуса и отдельной танковой бригады. Однако эго не значит, что мы отделывались молчанием. Нет, проводили групповые и индивидуальные беседы, доклады, собрания коммунистов, комсомольцев, всего личного состава, нацеливали актив на разъяснение обстановки, на задачи, которые предстояло нам решать, неизменно выражая твердое убеждение: забайкальцы сумеют показать врагу, на что они способны. Кстати, наша уверенность была подтверждена вечерним сообщением Совинформбюро от 29 июня: «На Луцком направлении сражение крупных механизированных масс продолжается. Несмотря на ввод противником на этом направлении свежих танковых частей, все его попытки прорваться на Новоград-Волынском и Шепетовском направлениях отбиты; рядом последовательных и непрерывных ударов наших танковых войск и авиации большая часть танковых и моторизованных войск противника разгромлена»[2].

Позже генерал Лукин рассказывал: не успели еще наши соединения полностью разгрузиться, как получили приказ Ставки о немедленной переброске на Западный фронт. А вскоре обстановка усложнилась: 28 июня противник занял город Рудки, он двигался на Шепетовку. Как быть? Тут уж приказа свыше ждать не приходилось. Отменил Лукин погрузку 109-й мотострелковой дивизии и бросил ее навстречу врагу западнее Шепетовки…

Так достаточно хорошо вооруженная, полностью укомплектованная по штатам мирного времени, но не успевшая собраться в одном месте, паша 16-я армия вступила в Великую Отечественную войну. 109-я мотострелковая дивизия вела бои в районе Шепетовки. 13-я и 17-я танковые дивизии, а также 57-я отдельная танковая бригада, развернувшаяся в танковую дивизию с тем же номером, переходили в оперативное подчинение 20-й армии. 65-я стрелковая дивизия пока находилась в Забайкалье на укрепленных рубежах, которые мы там создавали. Таким образом, в 16-й армии от прежнего ее состава в районе Орши оставалась одна лишь 152-я стрелковая дивизия с артиллерийскими полками и частями обеспечения. Да еще мотострелковый полк…

Уверен, что в полном составе наша 16-я армия могла бы помериться мощью удара, скажем, с танковым кулаком Гудериана, и вряд ли враг имел бы тогда успех в продвижении. Но обстановка диктовала свои требования, порой неожиданные, кажущиеся на первый взгляд неоправданными. Почему, например, 65-я стрелковая дивизия была оставлена в Забайкалье? Да потому, что ведь японские милитаристы мечтали вновь испробовать силу Красной Армии, и не учитывать этого было бы по меньшей мере легкомысленно.

28 июня наш эшелон, в котором следовали штаб, отдел политпропаганды и тыловые службы армии, прибыл в Оршу. После выгрузки мы расположились в небольшом лесочке у северо-западной окраины города. Поскольку командарм и член Военного совета все еще находились под Шепетовкой, полковник М. А. Шалин и я отправились в штаб фронта для доклада о прибытии и получения боевой задачи.

С запада доносились глухие раскаты артиллерийской канонады. И словно подхлестываемые этим зловещим громом, на восток уходили вереницы беженцев. Люди снимались с обжитых мест целыми семьями. Впереди, справа, слепа — всюду поднимались черные дымовые облака пожаров. Они застилали горизонт, повисали в небе, которое еще вчера было чистым и ясным. И не где-то в стороне, а прямо над нашими головами группа за группой летели в наш тыл бомбардировщики с крестами на крыльях и фюзеляжах, порой даже без сопровождения истребителей.

— Нахальничают! — крутил головой Шалин. — Будто у себя дома на учебных полетах… А где же наша авиация?

Я пожимал плечами. Что было сказать? В воздухе господствовал противник, а своих самолетов мы не видели, и я не мог найти этому объяснения. Уничтожены на аэродромах? В это не хотелось верить…

2

Штаб Западного фронта находился в районе Могилева, но точного места его расположения мы не знали. Остановили встречную машину. В ней ехал молодой, но уже с посеребренными висками подполковник. Спросив у нас документы и убедившись в их подлинности, он показал по карте, где искать штаб. Пока мы расспрашивали и уточняли, низко пролетевший вражеский самолет дал по нас длинную очередь из пулемета. Бурые султанчики поднялись у ног.

— Ах подлец! — снова возмутился Шалин. — Еще бы чуть-чуть… И патронов не жалеет!

Подполковник скупо улыбнулся:

— Ничего, это бывает. Но, надеюсь, не все же время так будет…

На том и расстались. Мы сели в пашу эмку и поехали дальше.

— Ну вот, Михаил Алексеевич, — сказал я Шалину, — первого огонька попробовали, а то ведь отвыкли после гражданской войны, даже забыли, как пули свистят.

— Лучше бы не вспоминать и снова не привыкать, — хмуро заметил начальник штаба.

— А придется, ничего не поделаешь; война!