Трудные годы советской биологии

Зять Хрущева А. И. Аджубей в мемуарах, опубликованных в июльском номере «Знамени» за 1988 г., дает интересные сведения об отношении Хрущева к Лысенко. Однажды на дачу к Хрущеву приехал И. В. Курчатов, которого он очень ценил. На этот раз их длительная беседа кончилась раздором. После ухода обиженного Курчатова Хрущев мрачно сказал: «Борода (так называли Курчатова. — В. А.) лезет не в свое дело. Физик, а пришел ходатайствовать за генетиков. Чертовщина какая-то, нам хлеб нужен, а они мух разводят». Попытки членов семьи поддержать Курчатова после его ухода «вывели Хрущева из равновесия».

Таким образом, Хрущев безоговорочно уверовал в Лысенко, в то, что предлагаемые им мероприятия в ближайшее время подымут наше больное сельское хозяйство, и никакие доводы не могли его сдвинуть с этой позиции. Он знал, что многие ученые и практики решительно протестуют против лысенковских методов, но всякую критику в адрес Лысенко безоговорочно отметал. На упомянутом выше совещании в апреле 1957 г. в Горьком Хрущев обрушился на постановление, принятое бюро секции агропочвоведов и агрохимиков ВАСХНИЛ в январе 1957 г. о научной необоснованности лысенковского метода органо-минеральных удобрений. В этом постановлении, в частности, было сказано: «Широкая пропаганда этих рекомендаций мешает рациональному использованию органических и минеральных удобрений». Приведя полный текст постановления бюро, Хрущев не только голословно его осудил, но и перечислил фамилии всех 12 ученых, которые принимали эту резолюцию. Расчет был, видимо, на то, что их призовут к порядку или они сами испугаются начальственного окрика. В этой же речи он сказал: «Некоторые ученые очень много изощрялись в обвинении тов. Лысенко во всех грехах… Говорили… будто он не терпит возражений, мнений других не принимает в расчет и т. д.» — и именно эту черту Лысенко Хрущев признал положительной, нормальной. Судя по его отношению к Лысенко, такая особенность характера в полной мере была присуща и самому Хрущеву.

Среди людей конститутивно представлены все градации устойчивости к иным мнениям. Одни готовы отказаться от собственного мнения при столкновении с малейшим несогласием или даже сомнением[19], на других не действуют никакие самые убедительные доводы[20]. Первые менее опасны, так как вряд ли могут сколько-нибудь продвинуться по карьерной лестнице. Вторые по ней взбираются легко. В науке они, как правило, вредны, в политике могут быть страшны.

Как видим, борьба за перестройку биологии начиная с 1954 г. вплоть до осени 1964 г. шла в условиях, когда глава партии, Хрущев, неотступно верил в то, что деятельность Лысенко необходима для преуспевания нашего сельского хозяйства. Тормозящее влияние этого обстоятельства на нормализацию биологии нарастало по мере того, как набирала силу власть Хрущева. Постепенно формировался культ Хрущева со всеми вытекающими отсюда последствиями. Его личные высказывания и реплики приобретали все более обязательный, директивный характер.

Наряду с этим борьба за биологию наталкивалась на трудно преодолимое сопротивление всех, кому нормализация биологии грозила ударом по личному благополучию. Это прежде всего были лысенковские кадры, заменившие на исследовательских, педагогических и административных постах специалистов, заклейменных бранными словами: менделист, морганист, вейсманист, вирховианец. За время разгула лысенковщины были сняты с работы несколько тысяч биологов, и вновь пришедшие понимали, что в случае падения Лысенко они окажутся не соответствующими своим должностям. Конечно, не были заинтересованы в ликвидации лысенковщины и те специалисты-биологи, которые, подобно Опарину, Нуждину, Студитскому, пошли на прямое предательство своей науки и стали ярыми защитниками мичуринской биологии во всех ее диких проявлениях.

Движущей же силой перестройки биологии были ученые, сохранившие сознание своего профессионального и гражданского долга. Те, кто понимал, к каким разрушительным последствиям в биологии, медицине, сельском хозяйстве и других областях теории и практики приводит деградация истинной науки и замена ее изобретенной лысенковцами мичуринской биологией. Эти ученые видели, какие удивительные открытия в это же время делаются в капиталистических странах в области генетики, биохимии, цитологии, как создается молекулярная биология. Они знали, что в назревающий атомный век первостепенное значение должны получить и для мирных, и для оборонных целей радиационная биология и медицина и их главный раздел — радиационная генетика.

Усилия ученых концентрировались в двух направлениях.