Трудные леди школы Бауман

…Эдуард Барковский застрелился за карточным столом в парижском клубе в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Перед этим выиграв приличную сумму. Все свое имущество он завещал Агнессе Бауман и ее детям, если таковые имеются. Прощальное письмо бывшего возлюбленного она и читать не хотела, деньги брать отказалась, гордо бросив в лицо зачитавшему ей завещание поверенному: «В деньгах убийцы и предателя не нуждаюсь!» Ада, узнавшая об этом первой, не нашла ничего лучшего, как обозвать ее дурой. Этот, по ее мнению, проходимец должен был Агнессе гораздо более крупную сумму, чем завещал. Собственно, размеры платы за содеянное им она определить даже не бралась. Разозлившись на Агнессу, Ада целый день капала ей на мозги. Агнесса невольно стала прислушиваться к бубнящему постоянно голосу подруги, постепенно привыкая к неизбежному: не отстанет. Она сдалась. Скорее вняв голосу разума: возможно, Барковский вполне осознавал свою вину перед ней и ее отцом. Попытка откупиться деньгами была в его духе, но Агнесса решила, что прощать или нет своего любовника, она решит позже, когда поймет, куда определит эти деньги. После оформления бумаг она все же прочла письмо Барковского. Слез не было, но боль от предательства любимого человека почти ушла. Она простила, поняв из трех страничек текста лишь одно: Эдик заплатил за то, что сделал с ней, многолетними страданиями. Бог дал ему деньги, отняв все остальное: Барковский медленно умирал от неизлечимой болезни, постепенно теряя подвижность и испытывая невыносимую физическую боль. Он писал Агнессе, что любил лишь ее, и она верила. Написал он и о том, как из него выбивали показания на невиновных людей. И как, попав на фронт в сорок первом, тут же сдался в плен, чтобы больше никогда не вернуться в Россию…

…Школу она открыла в тысяча девятьсот девяносто третьем в память о Марии и отце. Ада, поначалу не верившая, что у них что-то получится, все же согласилась оставить приют для животных, которым занималась с удовольствием, на другого человека. Исключительно, чтобы помочь Агнессе не наделать глупостей. Ей казалось, что сам факт пребывания под одной крышей с Агнессой малолетних преступниц, как она сразу же окрестила будущих воспитанниц школы, ставит под угрозу жизнь самой Агнессы. Мало ли что может взбрести в головы избалованных девиц! В перевоспитание «такого контингента» она не верила, призывая Агнессу если не отказаться от самой идеи, то, по крайней мере, принять строгие меры безопасности. Она привела на территорию школы двух своих любимцев из приюта: брошенные уехавшими за границу хозяевами ротвейлеры Стаф и Герда пугали всех уже одним только тяжелым взглядом. Семидесятикилограммовый Стаф в порыве сбивал с ног Гордея Прохорова, не успевавшего из-за своей медлительности уступить дорогу пробегавшей мимо собаке. Герда всегда летела вслед за другом, стараясь не отставать. Агнесса разрешила оставить собак в школе, исходя из тех соображений, что ночью охрана на территории не помешает. Днем Стаф и Герда гуляли по закрытому вольеру, примыкавшему к забору, выпускались на волю лишь в полночь Адой или Гордеем.

Ада лишь через год после первого выпуска начала понимать и признавать пользу от затеянного Агнессой дела. Но каждый раз, принимая новых воспитанниц, поначалу паниковала. Если пятнадцатилетняя девочка, попавшая к ним в девяносто третьем, могла курить, грубить и слегка выпивать, то через пять лет к такому набору добавились наркотики, неуемный секс с сопутствующими болезнями и полное презрение к взрослым. Агнессу это не пугало, она всегда могла разглядеть ощетинившуюся в детском бессилии против всего мира девчачью душу в разнузданной донельзя хулиганке. И хулиганки становились в ее школе барышнями…

Агнесса поняла, что лежать больше не может. Любопытство гнало в гостиную, к накрытым для гостей и учителей столам. Ей не терпелось увидеть ошеломленные переменами в своих дочерях лица родителей. Полные радостных слез глаза пап и мам были самой желанной для нее наградой.

Часть 2 Десять лет спустя

Глава 1