Трудные леди школы Бауман

Софья Александровна Гурская в свои двадцать пять была абсолютно счастлива. Классической домохозяйкой ей стать не удалось: неожиданно для себя самой она увлеклась дизайном. Поначалу, почитывая журнальчики, с восторгом воплощала чужие идеи чужими руками. Но это быстро наскучило. Софья никогда не умела шить, вязать, плести из соломки и вообще прикладывать к чему-либо свои ухоженные руки. Но однажды, проходя по местному Арбату, остановилась возле столика с выложенными на нем поделками из кусочков кожи, ткани, бисера и еще чего-то мелкого. Удивившись, неужели эти заколки и браслеты покупают, она подумала, что сделала бы их по-другому. Вот здесь, у подвески, убрала бы неуместные стекляшки. А у этого кошелька не хватало небольшой кожаной вставки, тогда и замочек бы не торчал так заметно. Хозяйке этих поделок явно не хватало вкуса, вещицы могли бы привлечь взгляд разве что цыганки. Чуть дальше необъятных размеров тетка торговала шелковыми платками. Те, очевидно, были оптом закуплены на турецком базаре, дополнены плохо пристроченной бахромой и криво расшиты бисером. «Господи, как же такое уродство может купить женщина?» – пронеслось в голове у Софьи, и тут же вдруг оформилась идея: а не попробовать ли самой что-нибудь сотворить? По пути попался магазин «Ткани», она тут же накупила шелка, кожи, атласа, велюра и кучу всякой мелкой фурнитуры. Похвалив себя, что не выкинула старинные пяльцы, принадлежавшие когда-то няне Полине, она в тот же день произвела на свет свой первый шедевр: кожаную заплатку. Пятилетний Антошка накануне порвал правую штанину новых джинсов так, что она хотела их выбросить. Заплатка прикрыла дыру, вторая, декоративная, была пристрочена на левый рукав курточки. Наградой Софье стал восторженный вопль юного модника. А позже она с замиранием сердца ждала оценку мужа.

Саша был для нее истиной в последней инстанции. Так уж повелось с первого дня их близости, когда она после выпускного бала (хоть и доучивалась дома с педагогами, но последний вальс танцевала в школе Агнессы) возжелала стать женщиной. Не сомневаясь в согласии Саши (он же так ее любил!), она устроила для него шоу: что-то вроде стриптиза. Начать раздеваться планировалось с бального платья, но выяснилось, что самой с кучей крючков и шнуровкой вдоль всей спины ей не справиться. Получившийся конфуз ее избранник сгладил весьма ловко: под игравшую мелодию, вроде как в танцевальном объятии, ослабил шнурок и расстегнул застежки. Софья выскользнула из платья. Шампанское, выпитое за праздничным столом, ударило в голову с новой силой, стоило лишь Саше прикоснуться кончиками пальцев к ее влажной спине. Начатую томным голосом фразу «я хочу…» он заглушил долгим поцелуем, не давая ей возможности проявить хоть какую-то инициативу. Позже, лежа на его плече, она поняла, что решать, быть или не быть чему-либо в ее жизни, будет только муж. Сама себе удивляясь, с какой радостью подчиняется ему, Софья жалела об одном: этого не видит отец. Как бы она хотела, чтоб тот узнал, какая дочь теперь ласковая и послушная.

За восемь лет брака Саша ни разу не попрекнул ее прошлым, однажды оборвав довольно грубо ее попытку спекульнуть тем, какая она была тогда. Это случилось в тот день, когда Софья сообщила ему о беременности. «Как ты смотришь на то, что порочная дева родит тебе наследника?» – спросила она шутливо, но с надеждой на положительно-радостный ответ мужа. «Если ты до сих пор считаешь себя порочной, то, извини, никакого наследника не будет. Ребенок шлюхи мне не нужен!» – отрезал он. Ее слезы его не тронули, Софья до вечера просидела в спальне, запершись на щеколду. Впрочем, Саша даже не делал попытки войти к ней. В квартире стояла тишина, и Софья решила, что муж, обозлившись, ушел из дома. Но, рискнув наконец выйти из комнаты, она наткнулась на него, сидящего в кресле напротив ее двери. Он дернул ее за руку так резко, что она упала к нему на колени. «Не смей о себе даже думать так, слышишь! – шептал он, зарывшись в ее растрепавшиеся волосы. – Я убью всякого, кто посмеет сказать о тебе плохо. И тебя это тоже касается!» Ей удалось-таки заглянуть ему в глаза, и она поняла, что муж не шутит. С этой минуты Соня отрезала от своей биографии целый кусок. При ней осталась только никак не проходившая вина перед Аней Ларцевой.

Из школы Агнессы Бауман она ушла после зимних экзаменов. Собственно, ушла по одной причине: Саша, уезжавший на три месяца в Штаты, вернулся…