Трудные леди школы Бауман

Бывшая телохранительница Шляхтина, решив, что не справилась со своими обязанностями, уволилась сразу же после его похорон. Вике было не до нее, да и Луневы считали Зинаиду если не виновной, то причастной к смерти хозяина-любовника. Долго маялась она от невозможности хоть кому-то стать полезной и, в конце концов, по прошествии двух лет, явилась-таки в дом Вики с просьбой взять ее хоть на какую работу. Вика же, соскучившись по ней (выросла-то у Зинаиды на руках при непутевой мамочке!), поселила ее в своей квартире на правах старшей родственницы. Зинаида, не пожелавшая нахлебничать, устроилась охранницей в госпиталь ветеранов и уходила на дежурства сутки через двое. Лишь заметив, как рвется из дома молодая мама Вика, и вспомнив, видно, свою подругу, Викину мать, Зинаида поняла, что силой ее дома не удержишь. Решив, что детям мать в плохом настроении не нужна, а тетка, то есть она, Зинаида, со своей нерастраченной материнской любовью очень даже, сделала чете Луневых предложение: возьмите меня в няньки. Иван опешил, а его жена быстренько поняла, что забрезжила свобода и, не дав открыть мужу и рта, торопливо кивнула головой в знак согласия. Муж смирился. Потом они ни дня не пожалели о столь скоропалительном решении: Зинаида подошла к воспитанию их отпрысков основательно: сына водила на тренировки по дзюдо, дочка терзала пианино, оставшееся еще от матери Зинаиды. Оба уже с пяти лет бегло читали, говорили не картавя и не путались в счете.

Сейчас Вика готовилась к вечеру, сооружая из волос нечто воздушное. Идти к Софье Гурской следовало непременно в вечернем наряде с соответствующей прической.

Посмеиваясь над подругой, ревностно охраняющей любые знания, полученные на курсах Агнессы Бауман, Вика все же с удовольствием обтянула свою фигурку темно-зеленым шелком, ножки – тонкими чулками и встала на шпильки.

Поймав в зеркале голодный взгляд маячившего за спиной мужа, она почувствовала себя куртизанкой, соблазняющей уготованного ей на вечер мужчину не оголенностью телес, но скрытой под невесомой тканью красотой.

– Может, ну ее, эту тусовку? – прозвучал над ухом хриплый голос Лунева.

– Нельзя. Сонька обидится, – она уже поняла, что все ее усилия последних тридцати минут были напрасны.

– Тогда яви божескую милость, – слова Лунева звучали отнюдь не как просьба.

– Нищим не подаю, – попыталась она все же отвертеться от неизбежного.

– Не шути со мной, дорогая, – угрожающе прорычал «нищий», расстегивая длинный замок ее платья…

Глава 5

Она оглянулась на захлопнувшиеся за ней ворота и, торопливо перекрестившись на вдруг промелькнувшую мысль «как бы сюда не вернуться», шагнула с асфальтового пятачка на грунтовую дорогу. Пешком до автобусной остановки, как ей сказали, идти нужно час, да и то, если с хорошей скоростью. Никто за ней не приехал, хотя она надеялась: посылки от дочери приходили регулярно, но Вика сама ни разу так и не навестила мать. Валерия Георгиевна Шляхтина была на дочь не в обиде, она была на нее зла.

За восемь лет строгого режима она так и не поняла, за что ее так? Что такого она совершила? Слово «убийство» старалась не произносить: не убила она Шляхтина, а осудила собственным судом и привела приговор в исполнение. Осудила за то, что он сделал с ней и с дочерью. Он их бросил. Ее – одну в доме, Вику – отправив на исправление в загородную школу. Шляхтин от них избавился, вот так будет точнее.

Что-что, а себя оправдать у Валерии получалось всегда. Даже когда Шляхтин застал ее в постели с другим мужиком, как его там звали, она уже и не помнила. Но кто ее на это толкнул? Шляхтин же своим к ней деловито-равнодушным отношением. Это он, ложась в супружескую кровать, всегда торопил ее, мол, давай сделаем это быстренько, а то устал я что-то. Он получал удовольствие, не заботясь о ее желании. А желание было. Однажды, приперев его к стенке откровенным разговором, в ответ услышала небрежное «твои проблемы». С тех пор Валерия и начала заботиться о себе сама. Как давно это случилось! Вика еще толком не умела говорить, Валерия была еще полна нерастраченной любви и глупых надежд.

Она с раздражением посмотрела на небо: вместо палящего еще пять минут назад солнца на нем появились разрозненные тучки. Когда хлынул дождь, Валерия почти дошла до шоссе. Туфли на ногах были старые, еще те, в которых ее арестовали, на высоком, слава богу, устойчивом каблуке. Только она совсем разучилась ходить на каблуках. Да и тесновата обувь стала: кажется, и размер ноги тот же, но то ли полнота увеличилась, то ли отекли ноги, состарившиеся вместе с ней на восемь лет.

Валерия Георгиевна опять недобро вспомнила дочь. Неблагодарность Вики ее бесила. Она всегда ее защищала от Шляхтина, когда тот пытался ее воспитывать, баловала, почти не контролировала. И – вот результат. Папочка хороший, а мать – дрянь, убийца…