Трудный день

Взглянув на часы, он пошел обратно. Под ноги ему попалось донышко бутылки, и острые зубья торчали кверху. Ленин носком ботинка перевернул донышко и вогнал его в землю, чтобы кто-нибудь не поранился.

Молча сел в автомобиль.

Шофер, объезжая рытвины на мостовой и лужи — недавно прошел дождь, — вел и вел машину, в которой сидел суровый Ленин в темном пальто и кепке.

Дым не отставал.

Очереди попадались все так же часто.

Народ на заводском дворе начал собираться задолго до приезда Ленина. И это не были спокойные, уравновешенные люди… Голод, пожары, дикие слухи, сулившие испытания одно страшнее другого, провокации многочисленных врагов ожесточали даже людей, умудренных жизненным опытом. И многие на заводском дворе были взбудоражены и наэлектризованы до предела. Брось кто спичку — и будет взрыв.

Возбужденно разговаривая, пробивались люди в заводскую столовую, где должен был выступать Ленин.

Но некоторые держались в сторонке, поближе к грязному дощатому забору, к складскому кирпичному зданию, курили, что-то высматривая и прикидывая. Ходили не спеша, руки в карманах. Что они прятали там?

Один из таких оказался рядом с усталой женщиной в платке. Глаза ее были погасшими, в руке она держала пустую кошелку.

— Булыжники — вот они… — услышала она и обернулась назад, к забору. Но сказавший это уже протискался дальше, и женщина увидела лишь его широкую спину, туго обтянутую выцветшей старой шинелью с разошедшейся складкой. Это был известный на заводе дебошир Костька Подобедов. Невдалеке от него прошел Борис Беленький. Он был эсером. Беленький, в новом военном костюме, прищурив глаза, привставал на цыпочки и следил за Костькой, шнырявшим в толпе.

Женщина с пустой кошелкой и потухшими глазами, безучастная ко многому происходящему здесь, на Подобедова и Беленького смотрела с интересом: затевают что-то… Может быть, это даст выход ее отчаянию?

— Камнями, что ль, хотят? — подумала она вслух. — А тут самой камень на шею и в реку! Все одно — конец!

— Опомнись, Анна! — урезонивали ее соседки.

— Очнись! Что говоришь-то!

— Совсем ума лишилась!

— А что?! Что? — не сдавалась Анна. — И лишишься! Как жить?! Как жить с детьми?!

Отчаявшись добыть хлеб в Москве, Анна третьего дня, захватив свои кофты и мужнины рубашки, поехала выменивать их на продукты. Не успела она отъехать от Москвы и двадцати верст, как заградиловка все у нее отняла, а ее, Анну, люди из заградиловки обозвали мешочницей. Анна поспешила уйти, а то еще, чего доброго, попала бы за решетку.

— Пойдем, пойдем, — потащили товарки Анну к столовой. — Может, уже приехал…

Человек в кожаной куртке, по всей видимости, кто-то из нового заводского начальства, стоял на подмостках в столовой и пытался успокоить людей:

— Тише, товарищи! Не поддавайтесь провокации эсеров и меньшевиков!

— Про хлеб скажи! — кричали ему из столовой и со двора в распахнутые настежь двери.

— Когда хлеб будет?

— Говори прямо! Не крути!

— Отвечай!

— Товарищи! Товарищи! — пытался утихомирить людей человек в куртке и протягивал вперед руки, успокаивая и упрашивая: — Хлеб на днях будет… Не оставит Советская власть рабочих людей без хлеба… Хлеб будет! Тише, товарищи!

— Когда будет?! — кричали ему.

— Говори: когда?!

— На днях хлеб будет… Завтра… — и человек в кожаной куртке подался назад, подальше от этих людей, продолжая вытянутыми вперед руками упрашивать быть поспокойнее и потише.

— А кто вчера говорил, что хлеб будет завтра?! — понеслось из столовой и со двора.

— Слышали!

— Завтраками кормите!

— Идольское комиссарство! Народ обманывают!

Конечно, он не хотел никого обманывать, и обещание это вырвалось у него, он бросил его как последнее средство утихомирить народ, но стало еще шумнее, беспокойнее и тревожнее.

Человек в кожаной куртке, наверное сам не сознавая того, испуганный, продолжал потихоньку пятиться.

И вот, когда он отошел почти к самой стене, вдруг увидел, что в темном углу стоял Ленин и двое заводских коммунистов.

— Вы кончили? — спросил Ленин человека в кожаной куртке, сдержанно, почти даже сухо здороваясь с ним.

Но человек в куртке радостно улыбался: он видел в Ленине спасение.

— Владимир Ильич… Здравствуйте! Пожалуйста… Прошу вас! — человек в куртке указал на самый край помоста.

Теперь, чувствуя себя более смело за надежной стеной, он подошел ближе к заводским.

— Товарищи! — объявил он. — Слово имеет председатель Совета Народных Комиссаров Владимир Ильич Ленин!

Шум не стих. Женщины, зная, что другого случая, наверное, не представится, старались высказать наболевшее и кричали:

— Четвертый день хлеба нету!

— Дети голодают…

Те, кто пытался спровоцировать рабочих, сейчас особенно старались: сорвать выступление Ленина лучше всего было вначале. Шум усилился. В двери столовой рванулась толпа подозрительных людей… Заводские коммунисты устремились за ними.

В шуме послышались откровенно враждебные выкрики эсеров и их подручных.