Алена, конечно, стала доказывать всякими литературными примерами, что это даже не подвиг, а выполнение долга. Она и Джека Лондона вспомнила и, конечно же, декабристок.
— Но они же ихие жены были!
— Их, а не «ихие».
— Вот! Пожалуйста! — разозлился Антон. — Она и в подземелье пойдет, чтоб грамматике поучать меня!
— Я бы… — замямлил Ростик. — Но тогда, сами знаете… Не видать мне моря в этом году…
— Тебя никто не просит, — пренебрежительно отмахнулся Антон. — Сиди себе, жди, когда в Баку отвезут в мелком Азовском море солиться.
— В Каспийском, — осторожно поправил Ростик.
— Ну в Каспийском! Все равно и оно мелкое, как лужа!
Потом остыли, успокоились и помирились. Военный совет принял историческое решение: Антон составляет ударную передовую группу, Ростик и Алена — отряд обеспечения операции.
Пока Антон после школы томился под домашним арестом, Ростик и Алена заготавливали продовольствие и средства освещения. Спальный мешок Алена тайком принесла из дому.
К пятнадцати ноль-ноль мая месяца шестнадцатого числа все было готово. Но куда двинешься среди бела дня с громадным рюкзаком, набитым консервами, хлебом, кульком любимых Антоном соевых батончиков, пачкой свечой, флягой, термосом, скаткой из спального мешка, мотком бечевки на случай, если тоннель вдруг начнет разветвляться лабиринтом!
В кармашке рюкзака лежали еще блокнот и шариковая ручка для, быть может, предсмертных записей Антона Градова. Возможно, останется он под землей на веки вечные, и будущие пионеры найдут когда-нибудь пожелтевший и полуистлевший блокнот ценой в 13 коп., прочтут ни бесценных листках волнующий документ одного подвига.
Предысторию напишет Алена, все, с чего это началось, и всю-всю геройскую жизнь Антона до того момента, когда он скрылся в потайном ходе времен Великой Отечественной войны.
Так все это было трогательно и волнующе, что Антон даже тайно пожалел о свеем решении. Ведь самое интересное случится после него
!Глава пятая. На третьи сутки
Зинаида Васильевна Градова пришла на работу в темной косынке. Не потому, что окончательно потеряла надежду увидеть Антона. Никто не умеет так ждать, как мать.
Зинаида Васильевна и думать не могла, что уже никогда не увидит своего непутевого, нерадивого, шалопутного сына, причину множества неприятностей и стыда перед людьми, своего младшенького, кровинку свою родную… Нервы уже не выдерживали.
Товарищи молча расступились перед ней, провожая сочувствующими, жалостливыми глазами. А она тихо подошла к своему крану, посмотрела вверх долгим взглядом. Вдруг объявится там, на высоте, Антон. Был такой случай: забрался, отчаюга, под самую кабину, стучит… Завтрак принес, что дома забыла.
Она без слез, горестно помотала головой и, пересилив себя, взялась за поручни.
Ее уговаривали взять отпуск за срой счет. Отказалась: «Дома совсем рехнусь». И Павел Кириллович не мог подолгу сидеть дома. На работе среди людей легче.
Привычные стальные ступеньки в реберном ограждении показались бесконечными. Зинаида Васильевна с великим трудом добралась до низенького креслица в щедро остекленной кабине. Антон называл ее «стрекозиным глазом».
Такой способный, быстрый на соображение и такой… Зинаида Васильевна опять помотала головой и с тайной надеждой долго-долго смотрела на Волхов, на извилистые желтые полосы берегов, на солдат, копавшихся среди развалин перед Домом Советов…
Подошли первые панелевозы. Стропальщики цепляли крючья тросов за скобы в панелях, Зинаида Васильевна сдвигала рычаг, и тяжелая махина — готовый потолок на целую комнату — плавно отрывалась от низкой платформы.
С каждой снятой плитой сплющенные колеса прицепа все округлялись, и сам он будто поднимался с колен.
Время от времени Зинаида Васильевна с надеждой бросала взгляд на развалины. Вдруг там ее Антон появится!