Трудный переход

Вернувшись к себе, Андреев замысел свой поручил выполнить отделению ефрейтора Лукина. Пополз и Гордей Фомич, потому что он был в этом отделении. Андреев хотел было его вернуть, все равно старик не смыслит в фугасах, но подумал: в случае чего — поможет прикрыть минеров. Стреляет он метко.

Отделение бесшумно уползло в темноту. Настолько плотно сливались фигуры бойцов с землей, что, даже зная, что они здесь ползут, невозможно было их обнаружить.

Андреев вслушивался в темноту тревожно, а время, как назло, тянулось медленно. Григорий про себя прикидывал: «Сейчас они достигли середины моста, ищут провода… Продвинулись к тому берегу… Тихо… Наверняка нашли и перерезали…»

И вдруг бешено ударил автомат, за ним — другой, и тишины как не бывало. И по тому, что мост не взлетел на воздух, можно было догадаться, что Лукин успел перерезать провода, а значит, и выполнить задание. С обрыва посыпались одна за другой ракеты, самые разноцветные: красные, желтые, зеленые. Ну, прямо фейерверк, словно бы на празднике. В их мерцающем свете отчетливо выступали на фоне неба домики городка, видно было, как там, на верхотуре, перемещаются торопливые тени разбуженных солдат противника. В трескотню автоматов врезалась басовитая скороговорка пулемета. Немцы весь огонь сосредоточили на отделении Лукина. Возможно, они приняли его за разведку и не догадываются, что у моста залегла целая рота? Лукин до поры до времени помалкивал, а вот он стал тоже огрызаться. И про себя Григорий похвалил ефрейтора: он сумел вывести отделение на кромку того берега и зацепился за нее. К Андрееву подбежал Курнышев с неизменным Воловиком, плюхнулся рядом.

— Твои зацепились за тот берег, их постараются скинуть. Этого позволить нельзя. Я бросил на подмогу взвод Черепенникова.

Из темноты вынырнула фигура бойца, он не видел капитана, потому обратился к взводному:

— Старшой, немцы жмут, их много!

По акценту Григорий узнал татарина Файзуллина.

— Держаться! Пошла подмога! — вмешался капитан.

— Есть держаться! Маленько несчастье.

— Какое? — невольно сорвалось у Андреева.

— Мало-мало помирал Гордей Фомич.

— Вот незадача, — опечалился Андреев и позвал: — Ишакин!

— Слышу, старшой, — раздался из темноты хриплый голос Ишакина.

— Пойдешь с Файзуллиным и принесешь Гордеева.

Бойцы убежали к мосту.

— Жалко мужика, — подал голос Курнышев.

— Ну какой же я дурак! — простонал Григорий. — Ведь сердце чуяло: не надо отпускать старика в это пекло. Ребята молодые, верткие, ко всему привычные, им море по колено. А он же не такой, у него нет той прыти.

— Не сокрушайся так.

— Оставить бы мне его у себя связным — и не было бы беды. А я по привычке оставил Ишакина.

А между тем по мосту топали десятки ног — это спешил на помощь Лукину взвод Черепенникова. При свете ракет хорошо были видны согнутые фигуры бойцов, преодолевающих мост. В блеклом дрожащем свете они были какие-то странные, без теней, похожие сами на тени. Немцы начали минометный обстрел. Взрывы яркими всполохами кромсали темноту на том и на этом берегу. Заверещали осколки. Один, горяченький, шлепнулся возле Андреева. Григорий как-то машинально нащупал его рукой и почувствовал боль от ожога. Поддержанная этим огнем, с бугра к мосту бежала к группе немцев, которая вела бой с отделением Лукина, подмога. И Черепенников подоспел вовремя. Бой вспыхнул с новым ожесточением.

К этому времени на линию реки выдвинулся весь батальон, за Курнышевым прибежал связной от Малашенко. Капитан наскоро доложил комбату обстановку.

Немцы непрерывно жгли ракеты, а потом, видимо, сообразили, что их свет, скорее, помогает русским. И перестали. Но стрельба не утихала.

Начало светать. Сначала на востоке, над зубчатой кромкой деревьев, посветлел краешек леса, с каждой минутой расширяясь и расширяясь. Потянуло прохладой. Над рекой поплыли белесые клочья тумана, цепляясь за прибрежные кусты и камыши. И вроде бы завороженные медленным и прекрасным рождением нового дня, притихли обе стороны. Стрельба пошла на убыль, и наступила недолгая минута, когда все вдруг стихло.

Андреев, воспользовавшись этим, подозвал к себе Трусова и еще двух бойцов и сказал им:

— Вот-вот начнется артподготовка. Приказываю: тщательно осмотреть мост и из фугасов вывернуть взрыватели. Фугасы не трогать, их уберут позднее. Ты что, Трусов?

— Танк этот мост выдержит?

— Должен выдержать.

— Больно уж он хлипкий.

— Ты, Трусов, знай свое дело, остальное решат без тебя.

— Все-таки боязно.

— Приказ понятен?

— Так точно!

— Выполняйте. Старшим назначается Трусов.

Над головой прошелестел первый наш снаряд. Потом другой — и пошла писать губерния! На обрыве поднялась сплошная завеса земли. Загорелись окраинные домики. Черный густой дым потянулся к реке.

Наконец появился Ишакин. Рукавом он стирал со лба нот. Гордея Фомича он приволок на плащ-палатке. Рязанец тяжел, тащить его было непросто. Пуля угодила ему в правый глаз. Смерть наступила мгновенно. Глаз вытек. Кровь загустилась, особенно в усах. Гордей Фомич не был похож на себя. Лицо резко осунулось и посинело.